Ашик

Что ж, если обращаться к вопросу, почему я выбрал профессию океанолога, то здесь нужно сказать что вообще к выбору профессии я относился очень серьёзно. И, с одной стороны, с одной стороны, я сразу же считал, что профессия, с одной стороны, должна давать тебе возможность есть хлеб с маслом и даже, может быть, с икрой, если удастся её туда намазать, а с другой стороны, с другой стороны, профессия ни в коем случае не должна быть тебе в тягость. Она должна приносить радость и удовлетворение от того, чем ты занимаешься. Вот к этим двум основным моментам в выборе профессии добавился ещё третий очень важный момент. Я с юности, с молодости, может быть, даже с детства хотел, чтобы моя профессия обязательно была связана с морем так или иначе. И вот, вы не поверите, но где-то то ли в конце девятого класса, то ли в начале десятого класса я сел за письменный стол и написал список тех профессий, которые так или иначе могут быть связаны с морем. Дальше я этот список проанализировал, отбросил то, что мне категорически не подходило.
Кстати, в этом списке была и такая работа, как военно-морской флот, должность офицера, но дорогу в этом направлении перекрыл мой старший брат, который как раз и был морским офицером, служил на подводных лодках. Он категорически меня отговорил от того, чтобы идти по этому пути.

Было и такое направление деятельности, как морская биология. И, серьёзно поразмышляв в этом направлении, я понял, что, в общем-то, это не для меня. Думал даже стать корабелом. Устроился на подготовительные курсы в Корабелку (сейчас, если не ошибаюсь, это называется Морской технический университет, а тогда это был просто Кораблестроительный институт) и стал туда ходить. И надо вам сказать, подготовка на этих курсах дала очень положительный эффект, потому что, не знаю, как сейчас, но в то время в технические ВУЗы экзамены были однотипные, сдавались по одной программе: письменная и устная математика, устная физика, ну и, естественно, сочинение русский язык и литература. Но, в конце концов, всё-таки документы в Корабелку я не понёс. И здесь вмешалась одно обстоятельство, которое, может быть, покажется смешным и наивным, но, тем не менее, так оно и было. Дело в том, что в то время в Корабелке преподавал мой родственник – не просто преподавал, а был заведующим кафедры корабельной архитектуры, очень уважаемым человеком. Я потом встречался неоднократно с людьми, которые некоторые у него учились и отзывались о нём очень уважительно. Так вот, когда, походив месяц-другой на курсы, я понял, что всю жизнь последующую, если я стану корабелом, меня буду сравнивать с моим родственникам и не всегда это сравнение очевидно будет в мою пользу, я понял, что такое испытание не по моим плечам.


В то время, когда формировалась моё мировоззрение (конец 60-х – начало 70-х годов) очень популярным было направление подводных исследований: Жак-Ив Кусто, его подводные дома, подводное блюдце «Дениза»... Аналогичные эксперименты организовывались, проводились у нас: тоже были подводные дома «Черномор», «Ихтиандр». И я даже ещё учась в школе, прошёл курсы лёгких водолазов в городском спортивно-техническом клубе «ДОСААФ», получил корочки лёгкого водолаза и очень хотел заниматься именно подводными исследованиями. В то время такие подводные – такими подводными исследованиями интенсивно занимались в Ленинградском гидрометеорологическом институте. Ну и я подал туда документы на факультет океанологии.

Опять-таки устроился на подготовительные курсы, стал ходить, заниматься. Но, вы не поверите, но и туда я не поступил по одной простой причине: однажды я увидел свою фамилию на стенде приёмной комиссии в списке тех, кому нужно срочно зайти в приёмную комиссию. Я туда пришёл, мне сказали, что, извините, мы вас принять не сможем в связи с тем, что у вас ослабленное цветоощущение – по медицинским показаниям. Ну, я страшно возмутился, так как действительно очень хотел учиться именно здесь и получить в Гидрометеорологическом институте – заниматься подводными исследованиями и получить образование именно там.
Мне дали там дополнительное направление к врачу, пришлось пройти дополнительное обследование. И врач сказал, что в принципе, хотя цветоощущение ослаблено, но, тем не менее, оно вполне находится в пределах нормы и не является препятствием, вот. Но, тем не менее, тем не менее, настроение уже, скажем, было не то и, изучив книжечку «ВУЗы города Ленинграда» я обнаружил, что, оказывается, есть ещё одно учебное заведение, где куют кадры океанологов. Находится эта кузница в Ленинградском высшем инженерном морском училище имени адмирала Макарова. Там есть специальный арктический факультет, на котором готовили гидрографов-океанологов и метеорологов.


Я подал туда документы, успешно сдал экзамены, проучился пять лет. За эти пять лет дважды ходил на практику в Арктику. Первый раз в ледовый патруль. Это было очень серьёзное испытание. Экспедиция продолжалось четыре месяца – с июня по конец октября (по сути дела вернулись в начале ноября), но это была очень хорошая школа, и колоссальный и очень полезный опыт (не только по специальности, просто и по жизни тоже). После 4-го курса я опять оказался на практике в Арктике – на этот раз уже в более комфортабельных условиях. Работал я на ледоколах в качестве ледового наблюдателя - на ледоколе "Красин", на ледоколе "Капитан Сорокин". В своё время это были суда, сравнительно недавно спущенные с верфи, отличались и современным оборудованием, и комфортом, и условиями для работы хорошими. А потом в восемьдесят первом году я закончил Макаровку, получил диплом инженера-океанолога и по распределению поехал работать в Тикси.

В принципе, в принципе, наверно, если бы я захотел, у меня была возможность попасть сразу после института - училища точнее сказать – в ААНИИ – в Арктический и антарктический научно-исследовательский институт. Но я считал, что начинать исследовательскую работу надо, то что называется, от земли – с самых-самых азов. А такими азами как раз являлась работа в территориальном арктическом управлении – Тикси как раз и находилось в таком территориальном арктическом управлении Гидрометслужбы (в то время такт называлось Управление по гидрометеорологии и контролю природной среды – не УГМС, а УГКС). И вот там я проработал шесть лет. Кстати говоря, там у меня родился и сын.
И вот это были замечательные годы, я считаю, и они дали очень много для знаний, для навыков, для понимания тех процессов, которые происходят в Арктике. Когда ты не изучаешь их дистанционно, не смотришь по телевизору или на картинке, а испытываешь на своей собственной шкуре, то такие знания остаются надолго, практически навсегда.
Ну а потом, через 6 лет после работы, я получил приглашение - на этот раз меня уже конкретно пригласили работать в Арктический институт. Но так как я, уезжая в Тикси, оставлял здесь квартиру, то проблем здесь с жилой площадью не было. И, таким образом, переезд, скажем так, возвращение в Ленинград (в то время это был всё-таки ещё Ленинград) прошло достаточно безболезненно.


Самые яркие впечатления? С одной стороны, от природы, с другой стороны, от людей, с которыми ты там контактировал. Если говорить о природе, конечно, самые сильные впечатления - это полярные сияния. Они там бывают просто потрясающие, самых разных видов и оттенков, и цветов. Мне там приходилось видеть и самые слабенькие сияния, которые просто подсвечивают небо, и шикарные ленточные сияния, которые переливаются высоко в небе, и шатровые сияния, когда оттуда откуда-то из космоса бьют лучи световыми столбами, причём цветными. Это всё очень красиво и очень потрясающе. Конечно, ильное впечатление производят пурги, стихия, в которые приходится жить и работать. Страшен не столько мороз 40-градусный, хотя это довольно приличное явление, наблюдаемое в Тикси, в Арктике. А вот страшны пурги, когда ветер порядка 30, тех же самых 40 метров в секунду, мороз около 30 градусов, и ты чувствуешь себя по сути дела космонавтом, который работает в открытом межпланетном пространстве. Даже ещё хуже, потому что во время хороших пург видимость становится практически нулевой – и я не шучу, это правда.

Реально, вытянув руку, вы не увидите перчатки, которые у вас надеты. И в этих условиях, как это не печально, каждую зиму происходили несчастные случаи. И по весне находили людей, замёрзших просто, просто даже на улице фактически. Ну вот, преодолевая эту стихию, борясь с ней, всё-таки, с одной стороны, получаешь какой-то положительный эмоциональный заряд, ну а другой стороны, опять-таки приобретаешь полезные навыки жизни. Это природа.
Ну и люди – люди там были совершенно замечательные! Я очень рад, что мне повезло с ними работать. Творчески работали, всегда с фантазией, сравнительно молодые (слегка за тридцать в основном). Люди инициативные и энергичны и, вы не поверите, но я думаю, что Тикси – это было самое северное место на Земле, где люди занимались горнолыжным спортом самостоятельно. Самостоятельно сделали подъёмник с блоками. И, когда выдавалась хорошая погода, было время, бежали на горку. Гора Топорик там есть такая. И спускались с неё, наслаждаясь этими процедурами горнолыжного спорта. Но этого мало, ещё, я думаю, это было самое северное место, где люди занимались виндсерфингом. В это трудно поверить, но, тем не менее, когда бухта очищалась ото льда и на два-три месяца льда не было, была чистая вода, наши сотрудники сами зимой, сами делали доски. Заканчивалась работа, в смысле по часам заканчивался рабочий день, сдвигались столы, и рабочий кабинет превращался в мастерскую, где делали эти доски, мачту, гики, паруса для этого.

Потом летом катались в бухте.

Так что от Тикси у меня остались очень хорошие воспоминания, действительно, и природа, и люди. В это время и мы были молодыми, конечно, ну вы знаете, тянет в то прошлое время. Сейчас, насколько я понимаю, там ситуация немножко изменилась. Наблюдается некоторое запустение не хочется говорить слово «упадок», но, тем не менее, именно оно приходит в голову.

Поэтому сейчас, я думаю, там условия немножко другие. Но, я думаю, всё-таки в первую очередь это зависит от конкретного человека, который туда приедет. Если человек энергичен, оптимистичен по своему настроению, то он сможет обустроить свою жизнь и в Тикси, так что она будет прекрасна, интересна. Итак, после 6 лет работы в Тикси я вернулся в Ленинград, поступил на работу в Арктический и антарктический научно-исследовательский институт. Причём сперва я занимался оперативно-производственной работой. То есть, есть такое подразделение у нас в институте – Центр ледовой гидрометеорологической информации. Когда я приехал, это было новое формирование в составе института, просуществовавшее [к тому времени] не более года, и я начал свою работу в отделе морских гидрологических прогнозов. То есть, по сути дела, продолжил заниматься тем, чем я занимался в Тикси, но уже на другом уровне, в другом качестве – более высоком и ответственном, скажем так. Потому что если в Тикси зоной нашей ответственности было море Лаптевых и западная часть Восточно-Сибирского моря, то есть, от восточного побережья Таймыра до Колымы, мы-то здесь, мы отвечали уже за всю Арктику в целом и за весь Северный морской путь. Конечно, и здесь мне тоже повезло, конечно, работать с очень интересными людьми.

По нашей инициативе стали внедряться численные методы прогноза для, с одной стороны, сперва колебаний уровня моря, потом для морского волнения.

Мы работали с авторами этих численных моделей – Андрей Юрьевич Прошутинский, сотрудник нашего института; Игорь Викторович Лавренов, который в то время работал в Ленинградском отделении государственного океанографического института, но потом перешёл к нам в институт и работал тоже у нас. Это было очень интересное время и, собственно говоря, моя кандидатская работа тоже была с этим связана. Она была посвящена созданию метода численного – метода прогноза колебания уровня моря при наличии ледяного покрова. Работа была успешно защищена и внедрена в практику оперативной работы. Впоследствии этот подход я развил для – на акватории Балтийского моря, был создан такой метод прогноза для Балтийского моря.


Несколько лет назад для меня было приятным сюрпризом, когда к нам в институт приехали наши коллеги из так называемого Азовчерномор [Азово-Черноморская межрегиональная ассоциация] – это учёные-специалисты, которые занимаются Чёрным и Азовским морями, и сказали мне, что, оказывается, на основе тех публикаций, на основе того опыта, который я изложил в этих публикациях по своей методике, они реализовали этот метод у себя на акватории Азовского моря, и он очень эффективно работает, чем меня очень весьма порадовали, вот. Но после ЦЛГМИ. после защиты диссертации я перешёл на работу уже в отдел океанологии - сперва заведующим лабораторией динамики океанов, численных методов, потом стал руководителем самого отдела океанологии. Проработав около десяти лет, оказался в кресле заместителя директора института по научный вопросам - научной работе, вот так.

Такой путь.

- Руководящая работа чем-то отличается от научной?
- Разумеется, разумеется, причём очень сильно. Это я ещё почувствовал, когда занимал должность заведующего отделом. И потому что, конечно же, организационные вопросы они отнимают очень много времени и, к сожалению, для творческой деятельности, связанной с научной работой, остаётся очень мало времени. Приходится осуществлять её такими рывками, но удается всё-таки, слава богу.


Вот в этом году вышла монография, посвящённая современному состоянию арктических морей в условиях современных климатических условий. Да, да, изменений климата, изменение климата. Вот, я являюсь ответственным редактором этой книги, и всё, что связанно с колебаниями уровня в современных условиях, там написано. Я надеюсь, что эта монография будет востребованной, принесёт большую пользу. Не хочется каламбурить, но всё-таки как- то не получается, хочется сразу вспомнить «После нас хоть потоп». На наш век, я могу сказать, точно хватит, можете быть покойны, до конца 21-го столетия ни потопы, ни наводнения Санкт-Петербургу не угрожают. Ну, тем более, что существуют защитные сооружения – дамба так называемая. И, насколько я понимаю, она может защитить территорию Санкт-Петербурга при повышении уровня, по моему, на четыре или даже на пять метров, я имею в виду выше среднего уровня Мирового океана, среднего уровня Балтийского моря. Подъём уровня на такие величины, такие высоты в ближайшее столетие не ожидается ни кем, насколько мне известно. Проблемы могут начаться или, точнее сказать, и начнутся, произойдут в том случае, если растают ледники Антарктиды и Гренландии, но пока предпосылок для этого нет, вот.
Вы знаете, я боюсь оказаться, показаться не современным категорически – почему? Потому что сейчас, может быть, я не прав, конечно, вот так у меня такое впечатление, что сейчас как-то возобладало мнение, что при управлении любыми вопросами важно обладать знаниями и умениями - компетенциями, как говорят сейчас именно управленцев, вот. И всё это, конечно, очень важно, очень важно, но, я считаю, не менее важно, не менее важно это быть профессионалом в том деле, которым ты занимаешься. Хоть на уровне рядового исполнителя, ну а уж на уровне руководителя, ты обязан просто понимать и разбираться в сущности вопроса, поэтому вот это вот два самых главных качества, которыми должен обладать руководитель (особенно в научных организациях) – это, конечно же, профессиональная грамотность и определённые способности руководить, организовывать работу. Ну это всё приобретается, конечно, со временем. Главное, чтобы было желание, а синяки и шишки, которые набивают в процессе приобретения этих знаний, потом оказываются очень полезными.
Ой, проблем очень много, очень... Ну, в первую очередь, в первую очередь, они связаны с получением информации, которой мы оперируем. Понимаете, дело в том, что, ну так абстрактно говоря, некий абстрактный физик или абстрактный химик может работать в лаборатории, проводить эксперименты, менять какие-то параметры, устанавливать на основе этого закономерности и так далее. Для нас такой лабораторией является весь Северный Ледовитый океан, вся Арктика. Поэтому для нас очень важно оказаться в нужное время в нужном месте, для того чтобы отнаблюдать, измерить то или иное явление, процесс, которые в последующем будут изучаться, анализироваться более детально, вот.


И, конечно же, для нас очень важно проведение, с одной стороны, морских экспедиций (не только морские экспедиции, а разного рода в Арктике, которые - участники которых привозят из этих экспедиций просто бесценный материал), очень важно наличие системы наблюдений за состоянием природных условий в Арктике, в которую включаются и береговые станции, вот. К сожалению, в последнее время, сейчас - даже не сейчас, а в 90-е годы произошло резкое сокращение сети наблюдений, упало и качество наблюдений. Сейчас с этим активно борется наше ведомство – Росгидромет осуществляет программу модернизации и реконструкции системы наблюдения в Арктике. В первую очередь – полярных станций. Процесс запущен, будет, надеюсь, результат будет положительным. Используется система дистанционного зондирования Земли, то есть космические наблюдения, бесконтактные методы.


Но, к сожалению, много из того, чем мы привыкли работать, ушло в прошлое. Я имею в виду в первую очередь ледовую разведку. На протяжении многих десятков лет ледовая разведка была одним из основных источников информации о ледовых условиях в Арктике. Сегодня её практически нет вообще. Сейчас в какой-то степени начали внедряться беспилотные летательные аппараты, и есть надежда, что на их основе можно будет по крайней мере региональную локальную ледовую разведку возродить. Этим интенсивно занимаемся.
Другая проблема – тоже очень болезненная и печальная – к сожалению, снизился уровень подготовки молодых специалистов. Тот самый Гидрометеорологический институт, о котором я вам рассказывал, сейчас практически своих специалистов в наш институт не поставляет. Они перепрофилировались, сейчас больше занимаются вопросами экологии, что находится вне сферы наших интересов и компетенции. И это очень печально, потому что очень много было специалистов высокого уровня, действительно высокого уровня, которые в 90-е годы (многие из них, кстати говоря) нашли достойные места работы за границей, их там очень ценят; тот же самый Прошутинский, которого я вспоминал, он выпускники Гидрометинститута, сейчас работает в таком замечательном Вудс-Холльском океанографическом институте в Соединённых Штатах Америки, очень ценный специалист, серьёзный; к этому можно многие другие фамилии, сейчас не буду называть, этот список можно продолжать.


К сожалению, вот, моя альма-матер Макаровка, Ленинградское высшее инженерное морское училище, оно тоже очень сильно перепрофилировано. И хотя арктический факультет там существует, но океанологов-метеорологов там уже больше не готовят, они перешли на выпуск исключительно - на подготовку и выпуск исключительно специалистов в области гидрографии.
Так что на сегодняшний день есть очень грамотные ребята, но в малом количестве. Приходят к нам сейчас из Санкт-Петербургского государственного университета. Там есть факультет географии, на котором у нас читают, идёт подготовка специалистов по нашему профилю. С ними довольно тесно работаем, но всё-таки, всё-таки хотелось бы, чтобы и другие институты осуществляли высококачественную подготовку молодых кадров для работы в Арктике.
Позитивная сторона работы? Это мы должны вернуться к самому началу нашего разговора, когда я говорил о двух основных моментах, которые определяли вопрос выбора – выбора специальности, выбора профессии.


Первое. Слава богу, сейчас грамотные специалисты могут зарабатывать достаточно, для того чтобы обеспечить нормальное время своей жизни, не жить от зарплаты до зарплаты, от получки до получки, считая каждый рубль. Я очень хорошо помню 90-е годы, когда были ситуации, когда просто до получки было не дожить, реально экономили. Вот сейчас такая возможность есть, есть возможность нормально проводить свой отпуск, хоть на территории Российской Федерации, можно тоже выезжать за рубеж. Но а сейчас вот, как вы знаете, возникли большие сложности связи с эпидемиями - пандемиями, коронавирусами. Но и позитивными, позитивными...


И, конечно же, самое главное - это то, что я получаю удовольствие от своей работы. Потому что, с одной стороны, постоянно узнаю что-то новое, интересное, потому что я взаимодействую с людьми, которые сами по себе интересны, потому что видишь результат этой работы и самое-самое главное - это ощущаешь свою необходимость. Ну, может быть, не свою персональную, но своей работы, её результат – особенно сейчас, когда к Артике обратились взгляды уже не только учёных, вот, но и развивается экономическая деятельность в Арктике. Если бы вы видели, какие терминалы построены в Варандее, или что из себя представляет Сабетта, которая находится в Обской губе!

Это просто, не побоюсь этого слова, это научная фантастика – то, чего мы нигде никогда не видели в Арктике. А сейчас это всё идёт и развивается и, слава богу, сейчас есть понимание того, что Арктику надо не ломать от колена, а надо с ней дружить. А для того, чтобы дружить, надо её знать, для того, чтобы знать, надо изучать. Вот это понимание есть.
Вы знаете, в то время я был более наивен, чем сейчас, и я думал, что вот эти, вот очень-очень тяжелые годы – 90-е годы – действительно, этот вот переломный период, переходный этап, который продлится недолго, ну, я думаю, годика три-четыре я потерплю как-нибудь, помучаюсь, но потом-то, дальше начнётся нормальная, настоящая жизнь... На самом деле она и началась, в конце концов, но не через три-четыре годика, а лет этак через десять, как минимум. Ну именно уповая на то, что надеясь на то, что всё-таки это безобразие, которое мы переживали, закончится, ему придёт конец, я и смог выжить, очевидно, в своей профессии остаться.


- Есть ли что-то, что Вы хотите ещё сделать?
- Вы знаете, односложно на этот вопрос ответить очень тяжело, потому что, собственно говоря, задумки, задумки существуют. Другое дело, что все эти задумки упираются в возможности. Эти возможности определяются не мной, вот в чём беда. Ну, очень бы хотелось возродить в Арктике, так называемые АНИО – арктические научно-исследовательские обсерватории, то есть. Раньше наш институт имел такие научные базы в нескольких пунктах.
Ну вот, учитывая то, что арктические... вы знаете, когда я работал в Тикси, это был своего рода расцвет арктических управлений территориальных. Там работали, как я уже говорил, действительно замечательные неравнодушные люди, очень грамотные, энергичные. Ну вот, к сожалению, к сожалению, сейчас там, как я уже тоже говорил, наблюдается упадок, и мы уже не можем использовать эти территориальные управления как центры влияния или использования в наших интересах.


И я не вижу другого пути, кроме как действительно вот возрождения практических научно-исследовательских обсерваторий, которые бы выполняли, с одной стороны, и функции оперативные, обеспечивая безопасное плавание по трассе Северного морского пути, и функции научные, и исследовательские, проводя исследование вот в таких натурных, натуральных, натурных условиях арктических морей.
Не знаю, конечно, как, кому повезёт, и как жизнь сложится, но если отталкиваться от своего личного опыта и знаний, я хочу сразу предупредить молодых ребят, что там на месте вашей будущей работы вас никто с цветами, коробками конфет не ждёт, поэтому будьте готовы к тому, что придя на работу, в то место, где вы будете работать, вам придётся столкнуться с необходимостью постоянно, ежедневно доказывать и самому себе, и окружающим, что ты действительно находишься на своём месте и тут ты им полезен и важен. То есть необходима активность, не ждать, когда тебе скажут: "Петя, Вася, Коля, делай то, то и то", а ищи сам, что ты можешь сделать, сделать хорошо. Когда увидят, что ты действительно представляешь из себя что-то, как специалист, тебя начнут привлекать, тебя заметят, тебя будут использовать, ты будешь востребован и удовлетворён и материально, и морально. Так что активность, активность.


Вы знаете, я сейчас скажу вещь, про которую, наверно, говорить не надо - дело в том, что когда я попытался однажды проанализировать свой жизненный путь, я неожиданно обнаружил, что в значительной степени, в значительной степени на поворотных моментах моей биографии, вмешивались факторы, которые от меня совершенно независимы, и которые вели меня по жизни. Хотите, называйте это судьбой, хотите не называйте это судьбой. Но, тем не менее, это факт. Вот один из элементов, я вам уже рассказывал, это то, где я учился. Сами понимаете, если бы я поступил в Гидромет. институт и учился бы там, моя жизнь сложилась бы совершенно по-другому. Жизнь повернула так, что я оказался в Макаровке. Я ничуть об этом не жалею, ничуть об этом не жалею. Другой поворотный момент – это когда я заканчивал училище и распределяли нас по местам работы. Между прочим, я сперва хотел, чтобы меня направили на работу в Певек, и уже готовился к тому, что всё, туда, поеду в Певек.

А на комиссии по распределению мне сказали, что (а к этому времени я уже успел жениться) раз ты женат, вот имей в виду, что в Певеке, Певеке жильё женатым не дают, ты можешь туда ехать, но будешь жить в общаге; а вот в Тикси женатым предоставляется жилплощадь; "Хочешь в Тикси?" Ну ладно, чего, не поеду в Певек. Вот так вот, хотел в Певек, оказался в Тикси. Не жалею ни капли. И, собственно говоря, возвращением моё из Тикси в Ленинград тоже произошло в значительной степени внепланово. Я не ждал, что я получу приглашение от моего, кстати говоря, однокурсника – он как раз во вновь созданном ЦЛГМИ – Центре ледовой гидрометеорологической информации – занимал должность начальника отдела (ему нужны были сотрудники, квалифицированные и грамотными люди, ответственные), и он меня пригласил. Да и я тоже не ждал этого, так я бы, бог знает, когда ещё, и сколько проработал бы в Тикси. Нет, в конце концов, я бы, конечно, оттуда вернулся в Питер, но это произошло бы не в то время, когда это произошло на самом деле. Жалею я об этом? Тоже не жалею.

Так что жизнь поворачивается, надо вовремя понять и суметь приспособиться. Как, знаете, есть такое выражение, не уверен, что я его правильно процитирую: «Дай бог мне сил преодолеть то, что я могу преодолеть, дай бог мне ума не связывается с тем, что я не могу преодолеть, и дай мне бог терпение стерпеть то, что я не могу изменить, и дай мне бог ума, чтобы отличить первое от второго».