Большиянов

Дмитрий Юрьевич

профессор
ведущий научный сотрудник лаборатории эволюционной географии и гляциологии ОГПС
учёное звание :
учёная степень :
доктор географических наук
страна :
ААНИИ
четвертичная геология и палеогеография, палеоклимат, палеолимнология, геокриология, гляциология, геоморфологические процессы
Ленинград
Россия
21 мая 1954
Должность :
место работы :
место рождения :
научная сфера :
Дата рождения :
альма-матер :
ЛГУ
Родился в Ленинграде 21 мая 1954 г.
В 1976 г. окончил кафедру геоморфологии
географического факультета ЛГУ по специальности «геоморфология» и с этого же года начал свою работу в ААНИИ в отделе географии полярных стран (ОГПС). Прошёл путь от младшего до ведущего научного сотрудника. В настоящее время – ведущий научный сотрудник лаборатории эволюционной географии и гляциологии ОГПС.
Стал участником и организатором более 50 экспедиций. Занимался исследованиями геоморфологии устьевых областей сибирских рек, работал на арктических архипелагах, исследовал плато Путорана, Хибины, Полярный Урал, Горло Белого моря. С 1993 г. участвует в совместных российско-германских исследованиях в полярных регионах Земли. Принимал участие и в антарктических экспедициях – на оазисы Бангераи Эймери, массив Фишер, Холмы Ларсеманна, участвовал в Циркумантарктической экспедиции (2016–2017).

В 1986 г. защитил кандидатскую диссертацию «Геоморфологические процессы в перигляциальных условиях: На примере архипелага Сев. Земля», а в 2005 г. – докторскую диссертацию «Пассивное оледенение Арктики и Антарктиды» и стал доктором географических наук.

Кроме работы в ААНИИ с 1995/1996 по 2016 г. преподавал на кафедре геоморфологии географического факультета – Института наук о Земле СПбГУ. В 2006 г. стал профессором. Работая в университете, он руководил ежегодной учебной практикой для студентов 2–3 курсов (в Приладожье и на Соловецких островах).

Дмитрий Юрьевич – автор более 160 публикаций, в том числе собственных («Пассивное оледенение Арктики и Антарктиды» (2006)) и коллективных монографий (с В.М. Макеевым – «Архипелаг Северная Земля: оледенение, история развития природной среды» (1995), в составе коллектива учёных – «Происхождение и развитие дельты реки Лены» (2013), «Изменения климата полярных областей Земли за последние 10000 лет» (2018) и «Палеоклимат полярных областей Земли в голоцене» (2019)). Он также участвовал в издании атласов Антарктики, Чукотки и «Геоморфологического атласа Антарктики» (2011), был в числе соавторов листа Государственной геологической карты Российской Федерации (по дельте р. Лена).

В 1990–2010-е гг. Д.Ю. Большиянов руководил работами по шести грантам РФФИ и нескольких международных исследовательских проектов в области изучения Арктики и Антарктики.

За вклад в изучение геоморфологии полярных стран Д.Ю. Большиянову неоднократно объявлялись благодарности (в т.ч. была вручена «Почётная грамота Росгидромета» в 2006 г. диплом лауреата премии Санкт-Петербургского государственного университета «За научные труды» 2014 г.), он имеет ведомственные знаки отличия: знак «Почетному полярнику» (2002), «Почетный работник гидрометеослужбы России» (2016).

Д.Ю. Большиянов в течение многих лет также является председателем комиссии геоморфологии и палеогеографии РГО.
все видеоинтервью проекта
Расшифровка интервью Большиянов Д.Ю. (часть 1)
Родился я в Ленинграде 1954 году и выбор профессии у меня был связан именно с географией. Книжки про море, про океан заинтересовала меня еще со школы. Начал я этим интересоваться именно по океанам, по Атлантиде, по древним всяким мирам морским. Решил на кафедру океанологи попасть в университет ну и начал свой этот самый путь именно туда. Поступив в университет через год, а у нас образование было такое нормальное - через год ты мог понять, что тебе нужно из всех наших специальностей географических. Я понял, что это не моё - океанология в университете и в арктическом институте связана с волнами, с течениями, со льдом, с соленостью и температурами. А меня интересовало дно как таковое, поэтому я поступил на кафедру геоморфологии, занялся вот этими самыми вопросами по географии океана именно уже в смысле рельефа. Выбор Арктики он в традиционен нашем городе, потому что много институтов, которые занимаются Арктикой. Почему именно дно – потому, что, вот как раз я говорил, что книжки, которые были посвящены в то время, в шестидесятые - семидесятые годы издавалась. Очень много книг по океану именно переводных, в основном, зарубежных авторов - Шепарда там допустим, который погружал в этот самый океан - как как движутся материки, как происходят всякие различные процессы геологические на дне океана.

Вот это именно меня почему-то заинтересовало. Кафедра геоморфологии дала мне полностью возможность, хоть мы в основном изучаем сушу, но дала возможность определиться точно уже. Арктика – это, еще раз повторюсь, это множество институтов Арктики и Антарктики, геологии Арктики. Был такой институт и который также занимался геологией. Там потом от него отпочковались много других отделений. Кроме того, меня после 4 курса взяли сразу же на практику в Арктику. Тогда было довольно просто с практиками, потому что институты были заинтересованы в притоке молодых сил рабочей силы. Сразу же первая экспедиция на Шпицберген в 1974 г и с тех пор уже 60 экспедиций беспрерывно всяких. Замечательное впечатление, особенно со стороны уже возраста, конечно отличные, потому что если попал в Арктику, то уж все, оттуда не выберешься. Ну и вот первая же экспедиция меня туда и погрузила. Впечатление очень интересное - работал с геологами, такими серьезными людьми, вся эта жизнь полевая, все эти самые жуткие красоты, которые там, ну и жизнь сама по себе в природе - вот что самое главное. Видимо да это когда ты в Арктике, ты чувствуешь себя единым с природой, вот поэтому конечно тут уже никаких шансов у меня лично не было.

Почему да потому, что я интересуюсь процессами природными, как они происходят, и если не жить в этом и в этом то мало что поймешь. Дело в том, что можно теоретически рассуждать, много чего там процессах, математически обосновывать, физически доказывать, но если ты не в природе, если ты не каждый день и не находишься в ней в соединении, то мало что можно понять. Потому что, да конечно физика, математика - это главная, физика особенно, но если ты не понимаешь, не видишь этих процессов каждый день, то довольно сложно разобраться. Поэтому конечно и вообще в принципе это очень здорово. Вот вы даже не представляете, как это здорово жить в природе, так сказать, это большое счастье. Ну как рассказал про первую экспедицию. Кто такой студент практикант - этот человек помогает всем, и все, что что ему скажут, если геологическая экспедиция, значит давай таскай кассету, тяжелые рюкзаки с образцам, сам ты еще ничего не можешь определять, там что то делать, там грубая физическая сила, правильно. Но следующая уже экспедиция на Северную Землю она уже потребовала так хоть каких-то собственных усилий уже в специальности. Вторая экспедиция была судьбоносной, потому что я попал к таким людям, которые здесь работают в институте Арктики и Антарктики, которые определили всё, потому что вот очень важно, куда ты попадешь в первый, во второй раз. Я попал в такую компанию, с которой вот не расстаюсь с ними до сих пор. Люди уходят уже по возрасту, это большая трагедия, но вот я до сих пор живу их энтузиазмом тех лет, 70-х годов, потому что тогда наука была совсем другая по сравнению с современной. Самые значимые экспедиции - да они каждый год значимые, но есть очень интересные такие этапы, когда для меня это все интересно, мне очень важно как относятся те, с кем я был в экспедиции. И есть таких пара-тройка экспедиций, которые настолько людям запала в душу, которые со мной работали вместе, что они до сих пор считают их лучшими экспедициями за свою жизнь. Можно рассказать - это была экспедиция, ну скажем антарктическая ладно антарктическая с американцами, необычная с американской компанией, первая российско-германская российская-американская экспедиция, потому что только Россия образовалась тогда, и вот тогда было очень интересно, ну я они не буду останавливаться, потому что речь идет об Арктике. Самые запоминающиеся экспедиции конечно североемельские. Вот я начал семьдесят пятого года и до сих пор туда продолжаю ездить добывать материал и почему они запоминающиеся, потому, что попал в такую компанию, с которой просто невозможно расстаться. Вот это самое запоминающееся, а сейчас идет серия у нас с 93 года начались экспедиция российско-германские по исследованию дельты Лены, моря Лаптевых - там сложилась международная компания и вот находиться в этой экспедиции очень интересно, потому что настолько динамично все развивается. В германии своя система науки, у них каждые три года происходит смена поколений как бы сказать. Ну что такое поколение - поколение в нашем понимании, это там 10-20-30 лет, а у них три года, потому, что три года люди работают по контракту, потом они должны уходить в другое место. У них нету непрерывного научного образования своего знания, потому что они через три года могут уйти в самый разные области, абсолютно не имеющие отношения к науке. У нас нужно ругать нашу систему, но она позволяет вот мне лично самого сызмальства и до сих пор заниматься одним и тем же делом - это очень большое преимущество, но и много всяких недостатков. но это великолепно. Невозможно проникнуть в тайны вселенной за 2 - 3 года и за 5 невозможно.

Средний возраст подготовки кандидата наук у нас в группе скажем 8 - 9 лет, раньше не получается. Это невозможно, потому что нужно влиться в проблему и тогда и только она может быть достаточно четко разрешена там скажем так. Экспедиций очень много было, я говорю 60 было, не всех упомнишь, но таких запоминающихся… ну вот Североземельская, пожалуй самое главное. И Таймыр полуостров, потому что это и считаю, это мой родной второй дом. Таймыр и Северная земля – Североземельская область, как она называется в физико-географическом районировании. Ну вот это я думаю, что самая красивая страна в мире, ну потому, что я там был много раз. Я не берусь рассуждать о всем мире, только об Арктике. А другой мир я так бываю там пролетом проездом в Арктику или в Антарктику. Таймыр и Северная Земля вот это так сказать они впечатляют очень сильно - любой попавший туда в общем-то я думаю там останется на всю жизнь. Я по специальности геоморфолог, то есть для меня главное - рельеф земной поверхности. Рельеф там очень интересный, там горы, там низменности, там ледники, куполовидные ледники, там море, все это окруженного морем, п-в Таймыр – это полуостров, острова Северной Земли это острова, то есть постоянное взаимодействие моря, суши, льда, воды - казалось бы, чего там красивого может быть? Лед и лед себе. Да, лёд может быть во многих ипостасях - в виде воды, вода может быть в виде пара там, и все это присутствует и когда это вот начинаешь просто на это смотреть и изучать, то поражаешься тому, как одна субстанция- вода может быть разнообразна не только в своих физических свойствах, но и вот в красоте. Каких только природных явлений она не создает! Это наземный лед, ледниковый лед из ледника, это торосы с айсбергами, второе, это подземные льды, которые совершенно необычны. Подземный лед - это же замерзшая вода. Ну и лед как таковой, как наши океанологии в основных считают, лед плавучий, который образует поверхность большую часть года в Северном Ледовитом океане. Поэтому разнообразие вот этой вот субстанции оно просто поражает. И не надо даже вот этого всего разнообразия - зеленая листва… А вот сочетание – вода, небо и море, это уже достаточно вполне. Ну видите, я же географ, приходится заниматься довольно многим, в первую очередь – рельеф. Рельефом я был связан первоначально с ледниками. Ледники покровного типа - вот эти купола, щиты ледниковые, которые в Антарктиде и в Арктике.

Меня прежде всего интересовало их взаимодействие: как ледники взаимодействует с поверхностью суши, что происходит с ними, и поэтому мы вплотную занялись ледниками. На Северной Земле у нас существовало единственная в мире станция 15 лет подряд, круглогодичная действующая станция, прямо на леднике - гляциологический стационар. И вот эти 15 лет существования с 74 по 89 годы, они дали очень много, то есть по существу, кроме гляциологии там началось исследование всех компонентов природной среды, всех абсолютно и воздух атмосферы и литосферы там и атмосферы, льда как такового, живности всей, которая вокруг летает, обитает. То что сейчас принято называть модным словом экология, тогда это были разные компоненты природы среды, но именно там они приобрели вот эту комплексность, и тогда вот пришлось заниматься не только ледниками, но рельефом и взаимодействием ледников, потом вопросами начали а заниматься палеоклимата. Это еще одна стезя, и это наверно сейчас главная стезя, потому что что такое рельеф для нашего института? да в общем-то ничего, институт у нас гидрометеорологический, занимается климатом, морями, то есть гидросферой, атмосферой, а мы занимаемся земной твердью. Ну и мы вот начали заниматься, наш начальник Вячеслав Михайлович Макеев, который организовал всю эту лабораторию, начали заниматься изучением палеоклимата, то есть как ведет себя климат там тысячи лет назад, сто лет назад буквально там 20-30 лет назад, и еще в глубь веков. И вот это стало основным направлением, но для того, чтобы это понимать, пришлось заниматься всем подряд – ледники, суша, озера, рельеф - все это в комплексе только могло дать понимание о том, что происходило в прошлом, и это понимание пришло вот за много-много лет, причем, почему я говорил, что очень важно находиться в этой струе много лет? потому что были 90-е годы, когда больше половины народа разбежалась из науки вообще, удалось это сохранить вот в те такие очень странные, даже страшные годы, только благодаря международным экспедициям. Российско-германские исследования, которые начались в 1993 г. позволили нам удержаться и не дать разбежаться людям и позволили воспитать новей поколения, не 3 - 4 года, а уже поколение, которые занимаются исследованиями Арктики и Антарктики. И что самое главное у нас в группе нету таких зияющих дыр, есть молодые, есть просто уже пенсионеры по 90 лет. А нас есть молодые, среднее поколение, есть старые - только в этом котле все может и сварится и смысле науки географической.

Видите, как его рассматривать это глобальное потепление если в научном плане, то это одно, а если в политическом экономически случае, то это совсем другое. Сейчас у нас принято это рассматривать именно не в научном плане, потому что борьба идёт за лидерство, за деньги и поэтому глобальное потепление - это почти такой тренд такой, это борьба отнюдь не научная. Наука просто подыгрывает этому так сказать, наука она стала слегка продажная - то есть что надо, то и докажем правильно, поэтому здесь очень важно, что ты хочешь. Если ты хочешь быть на пике популярности, то конечно под глобальное потепление - всё сейчас все растает и вообще все и мерзлота, и ледники и будет катастрофа - это такой тренд. А вообще у нас так очень такой необычный взгляд на климат, потому что обычно климат и его прогнозы строятся вот на современных данных до которые вот есть там за 30 – 50 - 100 лет наблюдения, но дальше-то нету! вот есть только наблюдения за 70 - 100 лет в Арктике, а для того чтобы узнать, что там дальше будет – это невозможно, это мало! ряд наблюдений слишком мал. А у нас есть ряды наблюдения сотни лет, тысячи лет, даже сотни тысячелетий и вот мы видим, как за это время, особенно на последних там тысячелетиях, как менялся климат в Арктике и в Антарктике, и надо сказать, что он менялся гораздо интенсивнее - были времена, чем сейчас. Поэтому вот когда это понимаешь, когда видишь вот эти кривые, о чем говорили еще наши предшественники – Максимов, Шнитников, которые говорили о том, что все эти наши процессы очень цикличны, на смену похолодания приходит потепление, и оно обусловлено естественными причинами - всякими инсталляционными причинами взаимодействия в общем земли с космосом. А то что сейчас происходит - это один из таких циклов и в принципе он уже заканчивается по нашим данным, то есть если мы малый ледниковый период пережили он начался там 400 - 500 лет назад, то закончился в двадцатом столетии и вот после этого началось потепление. Ну и хорошо потепление и сейчас оно уже приходит к своему концу, это мы уже видим по своим параметрам уже по современным климатическим данным Ну и пусть там говорят, что там все это растает, мы же занимаемся не только своими - я говорю, что всем приходится заниматься, вот ледники Северной Земли тают или не тают? Вот что с ними происходит? мы там каждый год работаем и в 2014 году возобновили там исследования, потому что 89 прервали, все рассыпалось, там страна умерла, которая все это образовала, а в 14 году снова удалось образовать станцию на Северной Земле Арктическому институту, и мы там наблюдаем за этими ледниками. Вот это и есть вот это главное - эти ряды наблюдений, вот в чем дело! Нужны ряды! С 14 года у нас уже есть ряд наблюдений, ну вот 7 - 8 лет, есть цикличность и даже в этом, 5-10 лет она - в двадцатом году было очень тепло, много чего растаяло, а в этом году было холодно, это все нормальная ситуация и поэтому мы считаем, что нет таких причин, которые бы провели к безвозвратным всяким колебаниям климата. Тем более что абсолютно не состоятельнее эти тезисы о том, что на весь климат влияют только парниковые газы. Нет, конечно нет. Да конечно, вулканическая деятельность, она сильно, но это нужно считать, и люди есть, которые считают все это дело, конечно, но дело то в том что парниковые газы вот… ну я не берусь потому что я не специалист в таком в климатологии такого-то, я вот именно за текущее состояние и за то, что было в прошлом, могу совершенно, ну насколько мне известно, ответить. А вот за все колебания и никто не может ответить, потому что ведь понимаете в этих климатических сценариях рассматривается только: а сколько будет углерода выброшено в атмосферу? больше то ничего не рассматривается! оказывается углерод-то там особенно и не влияет, потому что главным парниковым газом у нас является не метан, не углекислый газ, а вода - пары воды, которые в атмосфере, вот они и создают максимум этого парникового эффекта! Но ими никто не занимается, нет люди конечно занимаются парами воды в атмосфере, это правильно, но никто не рассматривает, что пары воды вдруг могут повлиять на климат, а почему-то углерод да. Да потому, что за углерод платить надо. Чисто все деньги, вот и вся история. А вообще изменение климата - этого великолепнейшая интереснейшая тема, конечно, которая требует очень многих усилий, но не вот таких, то что сейчас царит, это какая-то истерия по поводу этого. Надо сказать что в Арктике это всё не так, как говорится… ну вот мы пытаемся как-то об этом говорить, но нас мало там скажем слушают, потому что считается, что вот эти циклические колебания климата, они вообще ерунда это все. Ничего не ерунда, у нас уже в институте пришли к пониманию, что главное так стать потепление в Арктике это все-таки именно нагревание воды в тропических широтах и воздуха тоже и ее передвижение в Арктический океан Северный Ледовитый - вот главный, а почему это происходит, да потому, что бывает циклы, когда солнышко больше греет, а когда меньше греет - вот этот и вся самая цикличность, и она действует. Так что я думаю, что в будущем ледовитость Северного Ледовитого океана увеличится, уже в этом году у нас экспедиция была, только что закончилась. В августе мы видели льды остаточные - они достаточно широкие вокруг Северной Земли, поэтому они будут центром образования новых массивов и ситуация со льдом дрейфующим будет в следующем году нормальная. Так что тут видите, очень много аспектов и все эти надо их учитывать но наш аспект в основном это взглянуть на климат со стороны прошлых колебаний, а уж современные значит специалисты должны это делать, но к сожалению они делают только исключительно вот из этого углекислого газа. Это совсем неправильно я считаю.

Первая книга была посвящена оледенению Северной Земли. Ледники архипелага Северная Земля, их динамика, их описание, также их взаимодействие с ложем, все эти связи, как они движутся, как себя ведут, это еще было в прошлом веке. Потом книжка была по определенному типу оледенения которое значит не принимается но оно есть - так называемое пассивное оледенение. Ведь все вокруг ледниковые щиты в прошлом рисуют, а ледниковых щитов то у нас Карском море и в море Лаптевых, тем более даже в Баренцевом море не было как таковых. Были другое оледенение - и вот этому типу оледенения была посвящена другая книжка.

Потом мы уехали с немцами исследовать дельту Лены, родилась книжка вместе с ними, там много чего получилась за 10-15 лет исследований, накопили столько материала, что издали книжку по дельте Лены - происхождение развития дельты Лены.

Поподробнее очень сложно, потому что там необыкновенно - дельта Лены - это самая крупная дельта в Арктическом океане, и она очень необычна и вот мы задались целью и раскрывали ее тайны - как она образовалась, почему она такая, как она себя ведет сейчас. Ведь это потрясающая история, потому что одна часть дельты поднимается тектоническими движениями, другая опускается и море соответственно себя ведет и процессы также ведут, ее история была необычная совершенно. Обычно дельту Лены рисуют как конус выдвижения - речка течет и выдвигает все наносы туда в виде такой обширный дельты. Буква дельта греческая. В действительности это не так, дельта она имеет такую форму, дельта Лены, но она образовалась очень необычно, по эстуарному типу. и вот этот момент соединения ее эстуариев в единое тело конуса выноса, это вот основная идея этой дельты. Ну вообще-то кстати это очень интересная конечно, и мы продолжаем сейчас работать там и в этом году была экспедиция несмотря на коронавирусную эпидемию.

Ну вообще это надо смотреть исторически - немцам всегда была интересная Арктика. Очень интересна, и океан - они морская держава и у них всегда были великолепные климатологи, взять Кёппена, или там скажем основателя теории дрейфа континентов Вегенера Альфреда, у них всегда были великолепные ученые, которыем между прочим содействовали становлению науки в России - это немцы в России - это известный факт - то есть это искусство, наука, техника, они очень сильно в этом деле подвинули Россию, в свое время т.е. продвинули. А почему они исследовали, да потому что много причин исторических вы знаете даже с перед Первой мировой войной, перед Второй мировой войной, особенно они очень тут активно присутствовали в Советском Союзе. Советский Союз с немцами был по науке тоже достаточно близко общался, вплоть до самого начала войны. И они в принципе рассматривали это какой театр военных действий поэтому им надо было тут что-то знать об этом и они воспользовались этими исследованиями. Очень интересные исследования у них были - они же везде вставили метеостанции, на Земле Франца-Иосифа, база подводных лодок там, есть какие-то свидетельства, которые не подтверждены, что они даже были дальше туда, на полуострове Таймыр во время войны. Сейчас какой интерес движет - они очень интенсивно занимаются наукой, второе нельзя исключать, и вообще конечно что тут исключать, это же как вот пошло со времен значит исчезновения Советского Союза, также пошел раздел нашей страны на куски по территориям - с востока японцы там с американцами, здесь норвежцы там с немцами с запада и это тоже является причиной. То есть ведь вы знаете наша страна - это же кладезь ресурсов, кладезь и поэтому все заинтересованы в этих ресурсах и не нечего тут темнить, немцы тоже заинтересованы в этих ресурсах - это вот показывает современная ситуация. В наших ресурсах заинтересованы все - как это будет организовано в будущем, никто пока не предполагает, но свое так сказать научное присутствие очень важно иметь здесь. Для вас это тоже важно, потому что с развалом Союза мы потеряли все практически кадры, особенно приборную базу, технологии, и сейчас мы находимся просто в огромной яме, у нас ничего нет своего, мы ничего не можем. Вот кроме лопаты своей, у нас нет приборов, все океанологии, гидрологи работают исключительно на приборах, которые… даже термометры. У нас была великолепная база в Советском Союзе, четыре завода гидрометеорологических - она развалилась по сторонам по союзным республикам, у нас ничего не осталось, ничего, и в этом плане если бы не это сотрудничество, то я даже не понимаю, как бы мы могли сейчас на каком-то уровне быть. То есть сотрудничество с ними нам дают технологию, дает приборы, дает лаборатории, прямо сказать, у нас с этим очень плохо, по сравнению с мировым уровнем, ну и слава богу, что еще есть головы, которые могут и есть нормальные ученые, которые могут заниматься этим уже так сказать в нормальном мировом масштабе.

Дело в том, что с немцами мы наиболее близки в Европе по своему восприятию мира, нету нации в Европе ближе, чем немцы к нам. Поэтому, наши коллективы которыми работаем сейчас вместе, это, ну сами посудите, 28 лет тесного сотрудничества научного. Вся жизнь наша в экспедиции, она может продолжаться три четыре пять месяцев, она проходит в полном взаимодействии, понимаете и здесь вот этот момент оказывается, что мы можем друг с другом жить. Вот с американцами я работал, не можем мы жить с ними, так сказать, нормально, ну не можем, потому что наше восприятие мира совсем разное. А с немцами да, потому что это длительная история наших контактов с ними, она, что тут говорить, она исторически обусловлена, поэтому им приятно работать с нами, нам приятно работать с ними, и лучшего партнера мы… работали мы со всеми - с норвежцами, со шведами там со всеми, да, все люди это да, но совсем другой как это говорят менталитет.

Ни в коем случае, потому что как раз в 90 е годы мы начали активно сотрудничать с немцами и пришлось, приходилось работать очень много, некогда было смотреть по сторонам, куда там чего там. У нас были цели, надо было организовывать экспедиции, и мы там пропадали до полгода там в этих экспедициях, и организация была, она до сих пор сложна, то есть для этого надо было очень много работать. Поэтому тут мы были просто счастливцами, потому что у нас было, а у других ничего не было. Вот чем дело, просто тогда государство вообще прекратило практически финансирование науки, и начали какие-то фонды Сороса, кстати воровать все эти наши научные достижения. А у нас сложились очень хорошие партнерские отношения, почему это 28 лет мы не распались? все уже давно распались, советско-американские экспедиции, советско-скандинавские - все это 2 - 3 года и все. А у нас 28 лет - это показатель, потому что мы друг другу доверяем, потому что мы никогда не подводим друг друга, потому что в принципе они понимают нашу ситуацию, мы их, и мы живём скажем так, такого научного сотрудничества больше в мире нет, я так-то уверен.

Моё личное мнение, что трагедии, которые сложились между нашими странами Германией и Советским Союзом, они не исходят из нашего не менталитета, не нашего исторического опыта. Таков закон был капитализма развития нас столкнули как в Первой мировой войне, так и во Второй мировой, просто столкнули лбами и за наш счет поднялись другие страны, вы знаете какие. Так что тут, это мое личное мнение, которое подтверждается в настоящий момент очень многими и документами, и воспоминаниями и так далее. То есть мы вынуждены были, нас поставили в такие условия. А вообще в принципе еще раз повторяю, что несмотря на страшные войны, несмотря на то, что пришлось нам пережить все это, мы достаточно близки друг другу.
Если бы нас и до сих пор не разделяли, а если бы мы смогли соединиться, то извините никакая другая сторона бы не устояла, никакая ни в Европе, нигде, поэтому мы разделены до сих пор. Так что вот это мое мнение.

Расшифровка интервью Большиянов Д.Ю. (часть 2)
Сейчас да очень много, продолжается экспедиция каждый год, вот сейчас приходит груз, занимаемся грузами, приходится заниматься всем. Сейчас идет идут проекты, мы пытаемся по новой системе получить гранты, пытаемся, ну гранты не выигрываем часто, там много всяких причин, но я уже убедился, что не в этом суть, как только грант приходит, так наука теряется, такая к сожалению организацию науки сейчас. Раньше в Советском Союзе была цель какая-то у государства и под нее подстраивали науку, а теперь кто хочет, тот что и придумывает, какие-то гранты выдумывают, вот начинают борьбу там за какие-то деньги, в результате ты бросаешь всю науку и занимаешься только отчетами по грантам, публикациями в ведущие научные журналы мира, а науки там уже меньше ну мало уже, потому, что человек уходит из науки, занимаясь административной работы по этим грантам. Мы сейчас многим занимаемся - и палеоклиматом, крайнего севера и юга, недавно вышла книжка по палеоклимату Арктики и Антарктики за последние 10000 лет. Это такая вещь веховая, теперь мы занимаемся уровнем моря, который зависит не только от того как ледники тают, как нам говорят, очень много факторов там. Занимаемся уровень Ладожского озера потому, что это части гидросферы и оказывается, что эта модель перспективна для того чтобы понять как ведет себя уровень в океане и в море. Занимаемся различными радионуклидами, загрязнением, у вас отдел называется географии полярных стран - это о многом говорит, чем мы только не занимаемся. Сейчас книжку вот хочется так сказать на закате жизни, написать про Таймыр, потому что мы были вынуждены уйти, потому, что в дельте Лены занялись, а материалов к тому времени накопилось огромное количество и поэтому сейчас важно публиковать книжку про Таймыр, потому что все мировое сообщество имеет абсолютно другое представление о том, как развивался наш полуостров, полуостров евразийский, вот этот вот Таймыр во все ледниковое и после ледниковое время. Очень важно показать эти материалы. Так что задач много очень.
Видите, все же этапами идет, самое важное - издали по книжку по дельте Лены, уже на многие вопросы как бы ответили, хотя постоянно накапливаются новые данные, которые понятно, что часто противоречат, тому, что уже написано, ну все равно, как бы там застолбили. Потом книга по палеоклимату, она была тоже очень долго взращиваемая, но в принципе, что-то застолбили какое-то вот кстати свое понимание. Теперь важнейшие направления наших исследований, это уровень моря и океана, как он себя вел в прошлом, и что нас ожидает в будущем. Потому, что это животрепещущая проблема, она очень важна, мне просто интересно, поднимется уровень океана на 10 метров и где будет Санкт-Петербург, ну во всяком случае на 10 метров это уже считайте, полгорода затоплено.

А это реальный сценарий развития событий?
Реальный, только не сразу не завтра и не послезавтра, эти вековые колебания уровня моря происходит, как бы ни хотелось нашим оппонентам, скажем, они сказали, что 5 тысяч лет назад все уже закончилось и никаких колебаний больше нету, а они есть. И в принципе мы доказали и по дельте, и по южному материку, везде эти колебания есть, и они до 10 метров - в течение последнего было повышение уровня моря 2000 лет назад, крупное повышение, когда и Петербурга не существовало и все было здесь затоплено и в Арктике так очень много, и абсолютно четко, что пока мы не разобрались, а почему это происходит, из-за чего эти колебания могут быть, конечно мы ничего не можем предсказать. Но если мы в этом разберемся, а мы должны разобраться, вот этому очень сильно мешает ледниковая теория, которая уже там триста лет вот такие архаичные какие-то совершенно формы… То есть она задавливает все направления, которые вот сейчас вот это самое организовали с новой техникой, задавливают вот этими ледниковыми щитами, как будто кроме этих ледниковых щитов ничего не происходит. Очень жаль, но большинство ученых этому и посвящает свои труды, именно вот доказательству ледников этих, в прошлых, но их по любому материку можно доказать, что их нет. Просто знаете, настолько сейчас продвинутый век технологий, а мы пользуемся данными и технологиями 18 века, вот с тех пор ничего не изменилось. Люди говорят - ледник здесь был, спрашиваешь докажите. Доказать физически они не могут, физика, физика, вот в чем дело - физические законы, как этот ледник мог двигаться, куда мог он двигаться, мог он здесь быть? нет не мог по физическим законам, а вот куча нагромождена, пирамида Хеопса, можно сказать, всяких данных про эти ледниковые щиты, но они не дают развиваться всем остальным наукам о Земли, это серьезное очень заявление, которое я делаю, но оно так. Оно давит все это, подавляет все инициативы, которые жалкие которые мы тут проявляем хоть как-то. Поэтому вот уровень моря - это сейчас главная задача.
Ну видите, тут же все время происходили эти колебания, и она то затапливалась, то это самое… Последняя трансгрессия, так называемая литориновая трансгрессия в районе Санкт-Петербурга закончилась около 3000 лет назад или 2000 лет назад. Вот наверное видели несколько лет назад была активность вокруг Охтинского мыса, там должен был построить был Газпром свою башню, но к счастью не построили, а построили в очень хорошем месте и не напротив Смольного и вот там было - археологи работали, мы видели рыбачьи поселки, датированные там двумя тысячами лет, и это было все затоплено. Поэтому-то литориновая трансгрессия, которая здесь было… а ещё были ладожские трансгрессии, когда Ладога уровень поднимала, когда Нева прорвалась, то есть постоянно идет борьба суши и моря, а мы почему-то все время только перерыв ледник надвинулся, ледник нет, ледник тут не причем, гораздо более все это интересно, и гораздо более сложно, чем мы там думаем. Так что территории Петербурга затапливалась часто и еще будет затоплена, так что никуда от этого не денешься, правда когда? вот это мы должны разобраться с этим.

Сколько времени у нас есть?
Ну несколько сотен лет, я думаю, да, я понимаю, что через несколько сотен лет меня не будет уже, как и всех нас, и такой прогноз ни никого не страшит, но хочется разобраться в этом очень, потому реально по нашим палеогеографическим данным мы видим, все это было неоднократно, а что их вызывало, мы не можем пока разобраться, так как все силы направлены только на поверхностность – ледники, климат, климат конечно все это хорошо, все это от климата зависит, но еще от внутренних сил земли, планета Земля у нас живая очень, извините извержение вулкана может кстати уничтожить там полпланеты, может так сейчас утверждают ученые Великобритании. Так что эти все причины надо учитывать, и очень непонятно, почему геологи занимаются какой-то не существенной причиной их в виде ледниковых щитов, не было их в таком количестве, как они думают с 1700-х годов.
Что надо сделать чтобы сдвинуть? Ну выдвигать доказательства, что и делает очень маленькая кучка народу очень маленькая кучка - что на Западе, что здесь, потому, что ледниковая теория она сейчас настоящее время незыблема, к ней не подступиться, она все время обрастает какими-то новыми фактами, и к сожалению, новые исследования, абсолютно новые с новыми технологиями все это самое, все подтягивают к ней, все подтягивают к ледникам к этим, хотя тут связи то в принципе уже смотришь особенно нету. Ни не особенно, а вообще нету иногда, но тем не менее вся подтягивается, потому что, ну что тут говорить, за это дают гранты. За то, что мы тут какие-то там свои вопли какие-то, грантов нам не дадут, вот и вся история.

Конечно есть, всем этим занимаемся, и это не умрет, это будет расширяться и будет все более понятно, что все это уходит. Наука как развивается - она же не может отвергнуть самые свои основы сразу, это происходит постепенно, в течение нескольких поколений. Вот сейчас мы боремся против этого, так это отщепенцы, это которые ничего не знают, вообще ничего не понимают. Но так всегда же было в науке – тот, кто что-то предлагает, он вынужден умирать со своей идеей, потом эта идея прорывается, это всегда было так и будет, это закон.
По приборам нету, а какая, до сих пор мы ничего не строим своего практически. Вот у нас в институте был же отдел, который свои приборы разрабатывал, строил, хоть какие они примитивные были, но мы работали, поколение полярников работали своими лебедками, своими измерителями течения, сейчас ничего нет вообще, только американская английская немецкая, своего нет. В этом смысле нет, мы уже проиграли это совершенно, то есть надежды… технологии то движутся, мы в этом отстали очень сильно, здесь надежды нет, а вот надежды на возрождение науки тоже слабы, потому что самое главное, система образования изменилась.

Старое образование, а чего его ругать, оно было гораздо лучше, чем современное, это с любой точки зрения, с любой, вот буквально не побоюсь этого, да просто я преподавал много лет в Университете Санкт-Петербурга, лет 20, и вынужден был оттуда уйти, потому, что система уже меня не воспринимала, вот эта система, которая сейчас господствует в образовании, вот этот вот бакалавриат, следующие ступени там образования, она гораздо хуже, чем специалитет, который был - в пять лет отучился и ты уже специалист, можешь работать в любом направлении. А сейчас что со стороны студентов, что составлены преподавателей, это я считаю ущербная система и поэтому надежда на то, что у нас вдруг появится прорывы научные, я не особенно вижу, потому что, а кто будет делать эти прорывы? Тот, кто сейчас образуется в этих университетах? так многие уже говорят, что университет стал по уровню советским техникумам, так что тут какие прорывы? Но дело все в том, что молодежь то есть интересная, интересующиеся которые, несмотря на то, есть некоторый процент, сколько процентов, не могу точно сказать, но мало, но есть. Вот и благодаря вот этой работе в университете удавалось подтягивать людей, к себе прибирать к и вот сейчас у нас в отделе есть, ну наша группа небольшая, но четыре пять молодых людей, которые я могу лично спокойно уходить на пенсию, потому, что все направления прикрыты. Ледниками буду заниматься люди и палеоклиматом и уровнем, и реками, которыми мы тоже занимаемся, все есть, так что тут на это надежды конечно есть, потому, что все-таки как сказать народ у нас достаточно талантливый. Несмотря на все вот это вот жуткое состояние подобия Западу, все что плохо, то мы взяли с этого Запада… А как жить без надежды, можно опустить ручки, никого не брать, спокойно институт загнется. А есть люди, которые хотят чем-то заниматься, которые придут сюда, которые вот сейчас и проводится эти компании институтом, чтобы люди приходили не только с высших учебных заведений, но и даже со школы начинаем так сказать заниматься там, чтобы заинтересовать. Но вот в этом смысле, надежда есть. Но, честно говоря, уровень института научный упал за последние 30 лет очень сильно, поэтому тут вот очень важно его поднять снова каким-то образом, пытаемся…

Не, честно говоря не могу ответить на этот вопрос, потому, что такое настоящий полярник? Полярник обычно это тот, кто зимует, так стандартно принято. Вот приехал человек на полярную станцию, там работает, зимует - вот это полярник. А мы можем так сказать, может полярный исследователь, так называть. Мы не зимуем, потому что нам зимой там делать особенно мало чего, лучше интересное все это обработать то, что летом набрал, а с другой стороны без полярников тоже ничего не будет, потому что они добывают первичные данные, сидят там, морозят все части тела, и получают данные, которые очень важны, а чего без них-то? Те, кто на дрейфующей станции, те, кто на судах, те кто там на полярных станциях, и тоже очень важный мент. Но пока все это находится в более худшем положении, чем в Светском Союзе, поэтому надо доходить хотя бы до прошлого уровня, расширить наблюдения, углублять их, оснащать новыми приборами, которых у нас нету, а раз нет, значит за большие деньги их покупать, ну и так далее. Выбираться нам из этой ямы еще долго, но по людям разрыв ликвидируется потихонечку, все остальное должно приложиться
Ну, во-первых, понять, нужно ли это, понимаете дело в том, что в это у нас много народу приходит сюда, но и многие уходят сразу, поняв, что это не их, не их стезя. То, что посоветовать - в основном попробовать этим заняться, прийти, поехать в экспедицию и понять, а надо ли это.

Ну я так уверен, что у большинства народа все-таки пробудись очень большой интерес, потому что это необычный образ жизни, я думаю, что очень многим понравится. А есть часть публики, которым это очень не понравится, поэтому тут надо решать. Ну и еще что сказать по этому поводу, опять же сейчас очень сложно стало с практиками, вот взять студента на практику – проблема, потому, что но нет того нет сего, в основном нет там денег или еще чего ни будь. Раньше-то нас просто посылали из института, вот пошел там в геологический институт всесоюзный пришел, там вся доска заклеена объявлениями - требуется техник туда, туда, по всему Союзу, Алтай, Дальний Восток, Саяны и куда угодно в Новгородскую область - везде нужны люди. Сейчас они не особо нужны - вот это беда. Потому что сейчас уже нужны как-то понимаете раньше в технике таскать камни таскать образцы, а сейчас уже нужны специалисты больше, уже вот нужно в экспедиции уже не просто там повар, а нужен специалист, который мог бы реально сам тянуть какое-нибудь направление, поэтому довольно сложно, но для этого у нас есть в институте отдел подготовки кадров. Прошлый раз директор Иван Евгеньевич Фролов он понял эту проблему уже давно и организовали отдел подготовки кадров, куда у нас поступает каждый год 10 - 15 человек из-за вузов различных нашей обычной ориентации гидрометеорологической. И из этих 10-15 человек ну 2 - 3 человека остаются работать. Много это или мало? За десять с лишним лет этого достаточно, это уже есть люди молодые. Так что что делать, приходите на отдел подготовки кадров, если есть тяга какая-то заниматься климатом, заниматься океаном, заниматься ледоисследованиями, постройкой судов ледокольного класса, или просто судов поведение их в море, и заниматься вот этой полярной географией, если есть такой интерес, то если есть интерес, то и все образуются у человека, если он мечется не знаю не знаю куда, то конечно, как это сформировать? Но по своему опыту со школы это надо воспитывать, почему, опять же повторюсь, почему я пришел, потому что учитель географии был великолепный ну вот что все тут скажешь!