Трошичев
Олег Александрович
ААНИИ
место работы :
Дата рождения :
место рождения :
страна :
научная сфера :
Учёная степень :
Альма-матер :
Должность :
18 сентября 1938
с. Воскресенское Вологодской обл.
Россия
изучение физики электромагнитных
процессов в высокоширотных областях Земли
процессов в высокоширотных областях Земли
доктор физико-математических наук
ЛГУ
главный научный сотрудник, руководитель Полярного геофизического центра
Родился в с. Воскресенском,
Вологодской области, 18 сентября 1938 г.
В 1961 г. окончил Физический факультет ЛГУ
по специальности «геофизика». В 1961–1969 гг. работал в Сибирском институте земного магнетизма, ионосферы и распространения радиоволн Сибирского отделения Академии наук СССР. В 1969 г. в Иркутске защитил кандидатскую диссертацию «Зона неустойчивости радиации и ее эффекты на земной поверхности» и стал кандидатом физико-математических наук.
С 1969 по 1978 г. работал старшим научным сотрудником Научно-исследовательского института физики при Ленинградском государственном университете. Читал курс лекций по физике магнитосферных возмущений на кафедре физики Земли физического факультета ЛГУ.
В 1978 г. перешёл на работу в ААНИИ и стал старшим научным сотрудником в Отделе геофизики. С 1983 г. – заведующий Геомагнитной лабораторией отдела, а с 1985 г. – руководитель отдела и лаборатории физики магнитосферы. В 1982 г. защитил докторскую диссертацию «Магнитные возмущения в полярных шапках: физика и морфология» и стал доктором физико-математических наук. С 1994 г. – профессор.
Участвовал в экспедициях: неоднократно был в составе высокоширотной экспедиции А-132 в Арктике, работал в сезонных 28-й САЭ (1982–1984) и 50-й РАЭ (2004–2006, ст. Новолазаревская), 1-й советской инспекции зарубежных антарктических станций (1988).
Сфера научных интересов в 1970–1980 гг. – изучение физики электромагнитных процессов в высокоширотных областях Земли и разработка методов диагностики и прогноза магнитных возмущений. В 1990–2000 гг. она расширилась — в нее вошли исследования влияния солнечной активности и солнечного ветра на атмосферные процессы. Ввёл понятие «PC-индекса», характеризующего энергию солнечного ветра, поступающую в магнитосферу. Методика мониторинга космической погоды по данным о РС-индексе представлена им в монографиях (Troshichev O.A.and A.S.Yanzhura (2012) Space weather monitoring by ground-based means: PC-index. Springer/Praxis, 288p., Springer-Verlag Berlin Heidelberg; Troshichev O.A. (2017) Polar cap magnetic activity (PC index) and space weather monitoring, Editions Universitaires Europeennes, 140p.).
Автор около 270 научных работ, включая 3 монографии и главы в 9 опубликованных за рубежом книгах по физике магнитосферных возмущений и влиянию солнечной активности на атмосферные процессы.
Сотрудниками Отдела геофизики ААНИИ под руководством О.А. Трошичева разрабатывались предложения по модернизации геофизической полярной сети, программа мониторинга геофизической обстановки. В 2004 г. по направлению «Комплексный анализ ионосферно-магнитосферного взаимодействия в высоких широтах, влияния вариаций гравитационного поля и гелиогеофизических факторов на жизнеобеспечение и хозяйственную деятельность в полярных регионах» выполнили анализ состояния сети геофизических наблюдений в Арктике88. В 2007 г. ученые разработали проект ФЦП по гелиогеофизическому мониторингу. Силами сотрудников Отдела геофизики ААНИИ в 2008–2015 гг. в рамках ФЦП «Геофизика» под руководством О.А. Трошичева была создана система геофизического мониторинга в Арктике и Антарктике, мониторинга и наукастинга (краткосрочного прогнозирования) состояния магнитосферы и полярной ионосферы; реконструкция сети геофизических наблюдений; разработка системы оперативного сбора геофизической информации с использованием спутниковых и наземных каналов связи; организация системы, обеспечивающей дистанционный контроль ААНИИ над средствами измерений и оперативное управление работой измерительных комплексов на труднодоступных полярных станциях; создание системы, обеспечивающей прием и контроль качества цифровых данных, систематизацию, обработку и хранение геофизической информации. В декабре 2013 г. для осуществления мониторинга геофизической обстановки в ААНИИ был создан Полярный геофизический центр, который возглавил О.А. Трошичев.
В 2017 г. О.А. Трошичев в силу возраста ушёл с должности начальника Отдела геофизики ААНИИ, руководит Полярным геофизическим центром, главный научный сотрудник ААНИИ.
Награжден орденом Почёта (1995). Имеет звания «Почётный работник Гидрометеослужбы России» (2006), «Заслуженный деятель науки Российской Федерации» (2017).
О.А. Трошичев – руководитель научной школы «Верхняя атмосфера и околоземное космическое пространство высоких широт», входящей в Реестр ведущих научных и научно-педагогических школ Санкт-Петербурга. Он является научным руководителем аспирантов, дипломников. Под его руководством защищены более 10 кандидатских диссертаций. Укажем, что в ААНИИ сложились три научно-педагогические школы, входящие в этот реестр. И Олег Александрович создал одну из них. Входит в состав двух диссертационных советов по защите докторских диссертационных работ.
Вологодской области, 18 сентября 1938 г.
В 1961 г. окончил Физический факультет ЛГУ
по специальности «геофизика». В 1961–1969 гг. работал в Сибирском институте земного магнетизма, ионосферы и распространения радиоволн Сибирского отделения Академии наук СССР. В 1969 г. в Иркутске защитил кандидатскую диссертацию «Зона неустойчивости радиации и ее эффекты на земной поверхности» и стал кандидатом физико-математических наук.
С 1969 по 1978 г. работал старшим научным сотрудником Научно-исследовательского института физики при Ленинградском государственном университете. Читал курс лекций по физике магнитосферных возмущений на кафедре физики Земли физического факультета ЛГУ.
В 1978 г. перешёл на работу в ААНИИ и стал старшим научным сотрудником в Отделе геофизики. С 1983 г. – заведующий Геомагнитной лабораторией отдела, а с 1985 г. – руководитель отдела и лаборатории физики магнитосферы. В 1982 г. защитил докторскую диссертацию «Магнитные возмущения в полярных шапках: физика и морфология» и стал доктором физико-математических наук. С 1994 г. – профессор.
Участвовал в экспедициях: неоднократно был в составе высокоширотной экспедиции А-132 в Арктике, работал в сезонных 28-й САЭ (1982–1984) и 50-й РАЭ (2004–2006, ст. Новолазаревская), 1-й советской инспекции зарубежных антарктических станций (1988).
Сфера научных интересов в 1970–1980 гг. – изучение физики электромагнитных процессов в высокоширотных областях Земли и разработка методов диагностики и прогноза магнитных возмущений. В 1990–2000 гг. она расширилась — в нее вошли исследования влияния солнечной активности и солнечного ветра на атмосферные процессы. Ввёл понятие «PC-индекса», характеризующего энергию солнечного ветра, поступающую в магнитосферу. Методика мониторинга космической погоды по данным о РС-индексе представлена им в монографиях (Troshichev O.A.and A.S.Yanzhura (2012) Space weather monitoring by ground-based means: PC-index. Springer/Praxis, 288p., Springer-Verlag Berlin Heidelberg; Troshichev O.A. (2017) Polar cap magnetic activity (PC index) and space weather monitoring, Editions Universitaires Europeennes, 140p.).
Автор около 270 научных работ, включая 3 монографии и главы в 9 опубликованных за рубежом книгах по физике магнитосферных возмущений и влиянию солнечной активности на атмосферные процессы.
Сотрудниками Отдела геофизики ААНИИ под руководством О.А. Трошичева разрабатывались предложения по модернизации геофизической полярной сети, программа мониторинга геофизической обстановки. В 2004 г. по направлению «Комплексный анализ ионосферно-магнитосферного взаимодействия в высоких широтах, влияния вариаций гравитационного поля и гелиогеофизических факторов на жизнеобеспечение и хозяйственную деятельность в полярных регионах» выполнили анализ состояния сети геофизических наблюдений в Арктике88. В 2007 г. ученые разработали проект ФЦП по гелиогеофизическому мониторингу. Силами сотрудников Отдела геофизики ААНИИ в 2008–2015 гг. в рамках ФЦП «Геофизика» под руководством О.А. Трошичева была создана система геофизического мониторинга в Арктике и Антарктике, мониторинга и наукастинга (краткосрочного прогнозирования) состояния магнитосферы и полярной ионосферы; реконструкция сети геофизических наблюдений; разработка системы оперативного сбора геофизической информации с использованием спутниковых и наземных каналов связи; организация системы, обеспечивающей дистанционный контроль ААНИИ над средствами измерений и оперативное управление работой измерительных комплексов на труднодоступных полярных станциях; создание системы, обеспечивающей прием и контроль качества цифровых данных, систематизацию, обработку и хранение геофизической информации. В декабре 2013 г. для осуществления мониторинга геофизической обстановки в ААНИИ был создан Полярный геофизический центр, который возглавил О.А. Трошичев.
В 2017 г. О.А. Трошичев в силу возраста ушёл с должности начальника Отдела геофизики ААНИИ, руководит Полярным геофизическим центром, главный научный сотрудник ААНИИ.
Награжден орденом Почёта (1995). Имеет звания «Почётный работник Гидрометеослужбы России» (2006), «Заслуженный деятель науки Российской Федерации» (2017).
О.А. Трошичев – руководитель научной школы «Верхняя атмосфера и околоземное космическое пространство высоких широт», входящей в Реестр ведущих научных и научно-педагогических школ Санкт-Петербурга. Он является научным руководителем аспирантов, дипломников. Под его руководством защищены более 10 кандидатских диссертаций. Укажем, что в ААНИИ сложились три научно-педагогические школы, входящие в этот реестр. И Олег Александрович создал одну из них. Входит в состав двух диссертационных советов по защите докторских диссертационных работ.
все видеоинтервью проекта
Расшифровка интервью Трошичев О.А. (часть 1)
Меня зовут Олег Александрович Трошичев. Ну, что сказать... был завотделом геофизики, сейчас уже по возрасту завлаборатории только вот. Геофизик по своему образованию. Очень доволен, как у меня сложилась жизнь, потому что, в общем, я считаю, что она у меня сложилась в идеале. Если хотите, могу рассказать в двух словах свой жизненный путь и, так сказать, почему я выбрал именно эту специальность.
Когда я был в девятом классе – это был пятьдесят пятый год – так чтоб вы представляли. Отец меня устроил в туристическую такую в школьную тургруппу на Кавказе – Клухорский перевал и так далее. Вот это очень интересное было дело – горы высокие, и так далее. Нас сопровождали даже автоматчики, потому что тогда ещё в горах сидели чеченцы и нападали на проходящие эти самые ... Вот далее, значит, после этой поездки у меня появилась страсть к путешествиям. Когда я окончил школу с серебряной медалью, и встал вопрос о том, куда идти. Ну, естественно, в Горный институт, чтобы путешествовать. Но у меня очки со второго класса, так сказать, проблемы со зрением.
Я пришёл в Горный институт, но тут нам сказали: "Куда ты идёшь? Пошёл вон! У нас такие не нужны с таким зрением!" "А куда идти?" "Ну иди в университет, там есть геологический факультет, ты там можешь".
Пришёл в университет, в приёмную комиссию. Там оказалась знакомая, которая сидела за столом физического факультета. Она сказала: "Зачем тебе идти на геологический факультет? Есть физический факультет и там есть геофизика. Давай к нам". Я пошёл на физический на факультет – на физический факультет, потом через два года специализация по геофизике. Начались практики, Крым, поездки, ну и я распределился опять же, чтоб посмотреть, подальше – в Иркутск, в Сиб Измир (тогда его только образовали – Сибирское отделение Академии наук). И я начал там работать – в СибИзмире – это Сибирский институт земного магнетизма и ионосферного распространения волн. Я отработал там девять лет, защитил кандидатскую, вернулся в Питер – в университет. Отработал там еще девять лет, а потом появилось предложение вот здесь – в Арктический институт. И с 79-го года я в Арктическом институте. То есть в итоге я бы сказал, что я объехал, ну или побывал везде, где я хотел побывать, за исключением вот Непала. В Непале не был. А так фактически на конференциях, особенно после 2009-го года, когда страна открылась, то меня приглашали на все конференции. Я объездил все континенты, вот все интересовавшие, заинтересовавшие меня страны. Ну и в том числе был на Северном полюсе, на Южном полюсе 3 раза. Вернее, в Антарктике три раза, на Южном полюсе два раза, ну и так далее. То есть вот так. Ну на Северный полюс это было просто, там было вот СП, ну и туда самолётом. Когда-то было? Весной, по-моему. Просто был самолёт и предложение, если хочешь, то может полететь туда. Ведь было иначе, чем часто сейчас – всё деньги-деньги- деньги и так далее. А тогда – самолёт летит, ты можешь сесть. Меня взяли. Кстати говоря, у меня есть снимок. Туда же летел... ну ладно, потом.
Вот, значит, там я пробыл три дня просто-напросто в виде так сказать инспекции: как ведутся наблюдения, как что, потому что это там тоже были геофизические наблюдения. Там были и магнитные наблюдения. Меня интересовали геомагнитные наблюдения, я посмотрел, побывал на Северном полюсе, на этой льдине, которая ещё тогда была на Северном полюсе, дрейфовала. Но через два дня оттуда мы вылетели обратно. То есть, там я не работал. Там я только посетил. А в Антарктиде? В Антарктиде тоже был уже с инспекцией 1-й раз геофизических наблюдений. Второй раз был членом инспекционной группы Советского Союза. Это первая и последняя инспекционная поездка. Согласно Договору об Антарктике, каждое государство-член договора имело право посетить все станции и посмотреть, не используется ли Антарктида в военных целях. Потому что она должна была использоваться только в мирных целях, вот. И, значит, в восемьдесят девятом году такую инспекцию организовал Советский Союз. Я вошёл как геофизик в члены экспедиционной группы. И мы облетели все зарубежные станции в Антарктиде, на которых был аэродром. Вот так, потому что не на всех был.
Поэтому даже на Южном полюсе я и то побывал. На Южном полюсе американском, географическом, потому что наша станция стоит на геомагнитном полюсе в Антарктике, а не на географическом. Поэтому я там бывал на географическом и на геомагнитном в Антарктике. Нет, у нас нет там, понимаете, там в военных целях может использоваться какая-то станции наведения, там ещё чего-то в случае. Для военного она закрыта, я не знаю, я не интересовался этим делом никогда. Вот, то есть, это не относится впрямую к нашим наблюдениям, это относится уже чисто там к военным – станция слежения, наведения, ещё чего-то – вот так.
Что мы проверяли, и американцы у нас бывали и тоже проверяли в те времена, сейчас не знаю.
- А в Арктике, получается, тоже такие же инспекции проходят, да? Или в Арктике там немножко другая схема?
- В Арктике – нет, тут разные инспекции. В Антарктике – это бывают наши внутренние (ну не инспекции, поездки). Как новая аппаратура ставится, потому что, знаете, после 1990-х годов был такой прорвал, потом пришлось заново всё фактически устанавливать, делать, смотреть. И когда появляется новая аппаратура, то смотришь, как её ставить, как что, вот. А инспекция – и то же самое в Арктике. В Арктике то же самое. Аппаратура, как она работает. Ну, в Арктике есть своя специфика, скажем. На некоторые станции приходят там медведи и ломают всю антенную систему. После этого приходится всё восстанавливать.
В Антарктике там только пингвины, поэтому там такого нету многого.
А вот так инспекции, про которые я говорил, в Антарктике это такая политика как бы. Я даже не знаю, но есть договор, каждая страна может, все страны там летают. Ну мы тоже решили – Советский Союз – провести такую инспекцию. В общем, такое незабываемое совершенно впечатление, потому что на каждой станции (они, они все в Антарктике, но каждая живёт своим национальным интересом, привкусом каким-то таким вот). Ну и мы вдобавок там были на некоторых станциях впервые после зимы, потому что мы ранее весной туда полетели и нас встречали после года зимовки. Ну, несколько месяцев, до полугода, когда они никого не видят, и вдруг прилетают самолёты. Этот самолёт из Советского Союза -и нас так встречали что, поэтому незабываемые впечатления об этой инспекции в Антарктике. Ну, вы знаете, если начинать с Иркутска, где я начал научную работу, ну, там были, так сказать, магнитная активность, геофизика, откуда она возникает, как это вот, так сказать, развивается, магнитное возмущение. Тогда это ещё только – хотя это более ста лет как началось – а вот современная аппаратура появилась.
В 80-х – 90-х годах появились спутниковые наблюдения. Поэтому тут-то толчок такой был большой, вот. И там я занимался, конечно, только чисто научными такими вещами. А вот придя в Арктический, куда меня пригласили, тут уже практическая цель появилась, так сказать. Исследования магнитной возмущённости, как она развивается. Она очень сильное влияние оказывает на все вот эти магнитные возмущения.
Ну это у нас чуть-чуть подальше будет, поэтому я к этому вернусь. И поэтому вот уже в Арктическом это пошли такие практические цели, что нужно не просто там кто-то ведёт наблюдение, а ты эти наблюдения берешь, там используешь, смотришь там, какие-то свои выводы делаешь... Свою сеть наблюдения надо иметь. Чтобы её установить, и чтобы она работала так, как ты считаешь нужным. И ты можешь брать с неё всё, что нужно, а не то, что там тебе дадут. И это мы сделали и в Арктике, и в Антарктике в общем-то. И вот то, что я говорил, это основано на антарктических наблюдениях. Именно вот этот PC-индекс, о котором мы будем говорить, он основан на антарктических данных, наши там две части – арктическая, но это в Дании (в Дании – в Гренландии; Грендандия – датская, вот поэтому это датские институты ведут наблюдения на Севере). У нас такие наблюдения на дрейфующих станциях вести нельзя, потому что наблюдения должны быть очень точные, а в прежние времена, когда это было на дрейфующей станции, там же лёд, он не только плывет куда-то, он всё время, вот, так вот такие движения делает, разворачивается туда-сюда. И поэтому там мы пытались это сделать, но там на это дело уходит больше времени и сил – на то, чтобы понять, что в этот момент развернуло, а не магнитные возмущения и так далее. Приходится сверяться там, а совсем никого. В общем, это не производительно и множество ошибок. И поэтому у нас, собственно говоря, в Арктике таких наблюдений нет. Их делают датчане – опять же на твердой земле в Гренландии. А мы – это наша разработка и это наша кооперация с ними – а мы такие наблюдения ведём в Антарктике, где практически, кроме нас, никто не ведёт.
Значит, фактически земля находится в сфере влияния Солнца, это вы знаете. Без Солнца у нас жизни не было бы. Но Солнце, кроме того, что, оно светит и греет, это ультрафиолетовое излучение Солнца. Оно излучает частицы, причём это частицы, так сказать, низкоэнергичные – так называемый солнечный ветер. Это идёт непрерывное излучение плазмы со всей поверхности Солнца. То есть Солнце – горячая звезда, она излучает эту плазму. Даже так излучает свет, потому что она горячая, потому – потому что там в ядре Солнца всё время идут термоядерные реакции. И вот это вот происходит, то есть, когда она кончится – эта термоядерная реакция, Солнце погаснет, и всё вокруг погаснет. Но мы можем о этом не беспокоиться, это миллиарды лет пройдут до этого вот. Так что это вне наших интересов.
Вот, значит, Солнце излучает ультрафиолет, тепло и свет, излучает электромагнитные волны, излучает низкоэнергетическую солнечную плазму, которая называется солнечный ветер, которая распространяется по всей поверхности Солнца, идёт по всей гелиосфере. Кроме того, Солнце излучает ещё во время возмущений – выбрасывает такие очень высоко энергетические частицы – так называемые солнечные протоны. Ну а там не только протоны, и ионы тоже. Но, в основном, обращают внимание на протоны. Они – больше их влияние. И вот эти солнечные протоны они тоже попадают, очень у них высокая радиоактивность. Но они попадают в полярные области земли, и вот это вот всё влияет на окружение Солнца, на гелиосферу. И все эти изменения влияют в том числе на Землю.
Значит, здесь я должен сказать, что у Земли есть магнитное поле. Магнитное поле оно (ну, для примера, вы можете просто посмотреть поле магнита, это такое диполе, вот, равномерное) но с этой стороны, ну, скажем, с этой стороны идёт солнечный ветер, поэтому он это магнитное поле поджимает на Земле с дневной стороны и вытягивает ночную сторону – так называемый хвост магнитосферы. То есть, вокруг Земли образуется область, занятая магнитным полем – магнитосфера Земли. И эта магнитосфера Земли спасает нас от активных воздействий активных частиц, то есть вся геосфера заполнена потоками и активных высоко энергичных частиц. И иначе бы тут жизни не было – вот это магнитное поле оно не даёт этим высоко энергичным частицам проникнуть к Земле и защищает нас от всяких вот таких вещей. Но под воздействием солнечного ветра магнитосфера всё время пульсирует, так сказать. Слабенькая скорость солнечного ветра, небольшое магнитное поле, а эти заряженные частицы, которые несутся солнечным ветром, они несут ещё магнитное поле Земли, которое взаимодействует с магнитным – с нашим магнитным полем. Поэтому слабое воздействие – магнитосфера отходит немножко – до 10, даже до 12 градусов от Земли. При сильном – очень сильная скорость магнитного поля – она приближается к нам до 6 радиусов Земли, представляете, до 12. Но это мы фактически не чувствуем, мы только знаем, что вот, ну, сейчас это модно говорить, "а вот будет магнитная буря". И вот, те, у кого там с сердцем плохо, вот, давайте, готовьтесь. Фактически влияние есть, но здесь, в средних широтах, это никто его практически не ощущает. Это ощущают только в авроральной зоне.
Вот, теперь дальше, значит, вот можно так сказать, что когда солнечный ветер поджимает магнитосферу, то с этой стороны с дневной такая вещь, а дальше уносится в хвост и вот это вот между ними область. Туда проникают частицы солнечного ветра, ну и магнитосферные тоже. И вот эта вот область, куда они проникают, и когда они куда они высыпаются при сильном воздействии, это называется aвроральная зона. Потому что визуальным проявлением вот вторжения этих частиц является полярное сияние – то есть заряженные частицы попадают в атмосферу, заряжают там частицы, начинаются реакции и это нам, как свечение вот в небе во время зимы там это видно. Днём это тоже бывает, но оно чуточку на других широтах, вот. И это вот визуальное проявление того, что у нас очень сильное воздействие солнечного ветра сейчас на Землю, значит. В итоге, что получается, в итоге – в итоге высыпания этих частиц, они высыпаются в атмосферу, заряжая частицы, ионосферные слои.
Ионосфера служит областью отражения радиоволн, и, если меняются параметры ионосферы, то параметры, ну сильной, скажу, возмущённости ионосферы, то и меняются радиочастоты, на которых... – либо даже полное поглощение радиочастот. То есть, нарушается радиосвязь, это раз. Во-вторых, меняется всё распределение как бы магнитного поля и, в общем, ещё со старых времён вся ориентация в пространстве. Это по магнитному полю. Это нарушается тоже полностью, вот. И когда полёты происходят через Северный полюс то, если ориентация идёт по магнитному полю, это там совершенно нарушается ориентация. Но сейчас есть ещё другие, конечно, со спутниковой там и так далее. Но спутниковые там тоже с нарушениями идут.
И вот, кстати, во времена "Челюскина" и прочее, когда самолёты направлялись, как вы знаете, и Леваневский, по-моему. Первый полёт туда, в Америку, они улетели, исчезли, пропали, значит, итог этот был такой, что во время этого просто была магнитная буря. Они потеряли ориентацию, летели не туда совсем – не на Аляску, а куда-то в другое место. Кончилось, очевидно, горючее. Они пропали, радиосвязи тоже с ними не было. Радиосвязь тоже пропадает. Это такие внешние проявления.
А более сильное проявление в ионосфере образуется свои токовые системы, которые влияют, и излучение влияет на всякие системы управления особенно. Сейчас, если раньше были радиолампы, то они вот большие, да, они действовали, а микротехника – вот она вся очень подвержена влиянию. Тут может вырубаться, так сказать, вся техника, и так далее. И это оказывает очень сильное влияние. Ну и плюс к тому, если, значит, есть трансполярные рейсы, по крайней мере между Европой и Америкой, они идут через полярную шапку, то есть сначала авроральная зона. Она проходит по нашему побережью Северного Ледовитого океана – как раз чётко по побережью. Затем она уходит в Норвегию и в Швецию. Дальше она уходит через океан на юг Гренландии. И дальше она проходит – потому что геомагнитное поле оно смещено – ось геомагнитного поля относительно географического. И эта авроральная зона она проходит примерно по границе между Канадой и Америкой.
То есть, они вот это вот влияние заметили или не то, что заметили, мы знали это, но нас это не касалось, у нас там ничего нет, а у них развита, так сказать, как раз самая развитая часть Северной Америки. У них были отключения электроэнергии, у них выходили из строя на атомных электростанциях. Вот это всё на несколько дней погружалось в темноту, выходили, вот, кабели из строя и так далее. Поэтому они на это дело обратили внимание гораздо раньше нас, вот, и, значит, поэтому нужно, да. Так я начал про полёты. Значит, полёты. Полёты, которые идут из Европы через Канаду, скажем, через север, через Гренланндию где-то там. Когда я летел в Америку, мы там где-то в Гренландии сажались – садились, вот. При этих полётов через полярную шапку, если проходит ещё очень вот это вот – оно не всегда бывает, но оно часто сопровождает магнитные бури – высокоэнергичные потоки солнечного ветра, вот эти солнечные протоны – СПЕ-события, то, значит, и команда самолёта, и пассажиры самолёта получают в течение нескольких часов годовую норму радиации. Они схватывают... Поэтому вот на этих линиях чётко сделано, как только угроза, там сразу самолёт бросает, так сказать, маршрут, мгновенно сматывает за авроральную зону южнее. Вот это всё становится актуальным для нас, если мы начинаем разрабатывать сейчас или обращать внимание на арктическую зону. Ну и, кроме того, это вот через полёты, и, кроме того, если и говорить так вот про длинные исследования, они в общем-то есть.
Во время магнитных бурь происходит сильное влияние на здоровье человека. Это сердечная недостаточность и это всякие отклонения психические от нормы. То есть, если человек там живёт всё время, то это не так страшно. А если человек прибыл, вот, ну скажем, вот сейчас прибывает в арктическую зону – новобранцы там и все прочие, то среди них это сейчас проблема. Потому что вообще, скажем, арктическая ночь, когда нет солнца, это для человека, выросшего в средних широтах, где солнце каждый день, это проблема. Более того, я знаю такие вот случаи, при беседах, я знаю такие семейства, которые вот на арктических станциях проработали всю жизнь в Арктике. Они на юг не ездят, они дальше средней полосы не могут. Потому что они если выезжают на юг, у них начинаются проблемы со здоровьем очень сильные, не привыкли там жить. Просто привыкли те, кто живёт всё время – вот те племена. У них продолжительность жизни короче, конечно, чем в Европе – в средних широтах, точнее говоря, вот. А тот, кто приезжает, в начале, значит, очень сильное воздействие.
И вот эти разработки, которые я знаю, они делались на Шпицбергене, где у нас соответствии с соглашением с Норвегией были свои шахты и так далее. И приезжали обычно, вот, из южных частей – у них там проблемы вот эти большие от магнитных бурь и так начинаются вот эти отклонения. То есть, это очень важная деталь, которую надо смотреть, которую надо предусматривать и так далее. Так вот Америка, которая с этим столкнулась гораздо раньше, – Соединённые Штаты – они запускают на орбиту (на орбиту Земли – это как раз на линии Земля – Солнце в той точке, где сила притяжения Солнца; Земля же вращается вокруг Солнца, потому что она под силой притяжения Солнца, так сказать, там держится на своей орбите), а вот есть точка, где сила притяжения Земли и сила притяжения Солнца они одинаковые. Вот это порядка полутора миллионов километров от нас, вот, от Земли. И там если поставить источник, то он там болтается, он стоит в одной точке, никуда не уходит и вот и всё. На этом спутнике поставить аппаратуру, он говорит, какие параметры солнечного ветра, значит, и поэтому он сообщает. Это сообщение проходит очень быстро, радиоволна, значит.
В зависимости от скорости ветра, прогноз получается, вот, ну примерно от 20 минут и до часу. Медленная скорость – это частность, быстрая скорость солнечного ветра это за 20 минут. Вот, значит, прогноз получается на Земле, что сейчас начнётся. Более этого, американцы сделали такую систему стерео, когда (а тут только в одной точке, на линии Земля – Солнце, это очень важно, что только на одной точке; важно с той точки зрения, что это нужно учитывать, что в одной точке), а они поставили так: вот эта линия Земля – Солнце, вот два спутника перед и после (before и after), вот, и эти спутники, значит, они фиксируют трёхмерную картину дают потоков солнечного ветра. И можно судить, как этот поток пойдёт.
Вы должны здесь понимать, что поток то идёт по прямой к нам, но Солнце вращается со скоростью двадцать семь суток полный оборот, а Земля – 365, поэтому Солнце, выпускающее, вот этот поток он как бы опережает и он относительно системы то ли над Землёй он идёт по спирали к нам, он идёт. Как бы Солнце выбрасывает прямо, прямо, но оно закручивается, и к земле это приходит по спирали.
И не все частицы и потоки, вот эти вот возмущённые потоки, которые фиксируются в точке вот либрации. Либрация – эта так называемая точка, вот, где этот спутник сидит, они не все попадают на Землю. То есть, вот когда мы начали уже наш индекс сделали (я к нему подойду позднее), выясняется, что порядка 20 процентов событий, которые фиксируются спутником, которые предоставляются именно народной общественности, на которой оно – порядка 20 процентов этих потоков не попадают на Землю. Либо этот поток переходит, перед Землёй пересекает орбиту Земли, либо после Земли, либо вообще не те параметры. Либо даже такая ситуация бывает, там вычислили скорость солнечного ветра, она изменилась за то время, пока... И у нас эффект этого солнечного ветра за несколько минут фиксируется на Земле до того, как этот солнечный ветер приходит – придёт к Земле. Тоже такие вариации, ситуации бывают.
Вот все эти влияния Солнца, в основном солнечного ветра, они влияния обычные и особенно неблагоприятные они получили название в последние двадцать лет "космическая погода". И говорят "неблагоприятная космическая погода", да и "нормальная космическая погода". Чтобы определять, вот так бы, как бы вот, когда вы слышите "космическая погода", то речь идёт об изменениях в околоземном – но в около солнечном, в гелиосфере, которая касается и околоземного пространства. Значит это очень сильное влияние, я говорил, что они приводят к нарушениям в работе трансформаторов, всяких систем и так далее, и так далее.
Ну и, кстати, вот, на одной из таких тоже очень – такой очень наглядный пример, на одной из последних конференций (лет, наверно, не последних, а так лет 5-6 назад, не знаю) там представительница (давняя знакомая), из НАСА, они там тоже этим занимаются. Поэтому она вот такой доклад сделала по поводу шестидневной войны. Когда была с Израилем шестидневная война, мы же тогда с американцами были вот так вот. И речь была на грани войны. И у них в Америке все службы показали, что средства дальнего обнаружения показали, что идёт армада просто. Приближается к Аляске. И у них была уже прямо минута, секунда до того, чтобы нанести ответный удар по России. По России! Вот, и в этот момент от геофизических служб пришло, что это просто изменение ионосферы. Ионосфера реагирует вот таким образом. Повышается проводимость и на средства и дальнего обнаружения как будто идёт, вот, множество предметов, не предметов, так сказать, а аппаратов, которые приближаются. И в последние прямо вот последние секунды, минуты они отменили это дело. Оказалось, это была магнитная буря. Если бы этого не было, в этот момент могла бы начаться атомная война. Вот она такой доклад сделала, вот, интересный. Поэтому для них это давние вещи. В этой связи я могу сказать, что в последний год президентства Обама издал специальный указ, на котором – после которого у нас "зашевелились" по поводу того, что все службы национальной безопасности, Академия наук и так далее должны быть объединены, для того чтобы давать точные прогнозы влияния изменения космической погоды и его возможного влияния.
Потому что это очень большое влияние оказывает на всю техническую составляющую жизнедеятельности человека. Если мы хотим сказать, вот как сейчас Арктика тоже начинает звучать – Арктика – это наше всё, да. Так мы должны делать системы, которые тоже это всё фиксируют. К сожалению, это всё остаётся на том же уровне, что было, ну скажем, так где-то в 90-х, после 90-х годов. Вот теперь по поводу того, что сделали мы. Значит, когда солнечный ветер он поджимает магнитное поле и, так сказать, обходит вот эту магнитосферу вокруг. Значит, вы можете так – это не аналогия, конечно, но такой пример, вот. Течёт поток воды в ручье и камень. И вокруг камня обнаруживается стоячая такая волна, которая (вы можете стоять, она при маленьком темпе скорости она потолще, при большой скорости она потоньше), если этой стоячей волны не будет, то камень, рано или поздно, либо размоет, либо снесёт. Вот, вот такая же вещь с магнитосферой.
Значит, что делает магнитосфера или что делается в магнитосфере под воздействием вот этого солнечного ветра. Поджимается вот это, там увеличивается плотность плазмы, а плазма вся заряженная в магнитосфере тоже. И под увеличением этой – в результате увлечения солнечной плазмы образуются электрические поля, по границе магнитосферы, которые препятствуют. И из-за выявления электрических полей силовые линии магнитного поля они бесконечно проводящие, хорошо проводящие. Образуются токи и токи эти текут из пограничных, вот, этих слоев магнитосферы в ионосферу и замыкаются через полярную шапку, вот. Значит, полярная шапка она проводящая. Либо в ночной магнитосфере они вдоль авроральной зоны замыкаются, там начинается высыпания и поэтому усиление. Эти токи существуют всегда. Значит, если мы смотрим, если у нас пост... А также ещё текут токи в ионосфере.
Значит, эти токи создают своё магнитное поле вдобавок к земному полю, которое создаётся ядром магнитосферы – да, скажем так вот. И поэтому эти токи всё время меняются. И у нас магнитная активность полярной шапки тоже меняется. Вот, когда я пришёл в Арктический институт, мы начали заниматься магнитной активностью. Ну и дальше выявилось, что всё время меняется магнитная активность, растёт.
Магнитная активность предшествует магнитным бурям – их увеличению и так далее. Ну, и в итоге, мы пришли – это первая работа была в 85-м году. Следующая работа – уже на нас обратили внимание за границей – 88-го года и в 2013-м году был принят международный индекс магнитной активности полярной шапки по РС-индекс.
Но почему ещё так долго это шло, потому что, скажем, наши коллеги из Датского метеорологического института, те, с которыми мы начинали, они ушли. Больше там некому было заботиться, вот. Потом в 2009-м году это всё передали – и станцию магнитную на Шпицбергене – Датский технический университет, космический институт – Space University – ...DРU – он так называется – Датский физическо-космический, вот. И, вот, они с нами начали снова сотрудничать, и это всё затянулось, вот, на столько лет. Вот, значит, в 2013-м году был принят международный индекс магнитной активности. Значит, что получается: усиленный солнечный ветер поджимает магнитосферу; на краях магнитосферы на дневной части на всей магнитосфере образуется разность потенциалов, значит; это снимается продольными токами, которые текут, замыкаются через полярную ионосферу; эти токи создают магнитные возмущения.
А мы эти магнитные возмущения меряем. И дальше, как только появились спутниковые данные, это, значит, в 90-е года, мы начали сопоставлять, вот. Первая работа появилась в 85-м году и стало ясно, что всё это вызывается солнечным ветром – электрическим полем солнечного ветра (вот, когда солнечный ветер унесёт в межпланетное, так называемое межпланетное поле, это солнечное поле – магнитное поле солнца), вот он воздействует на магнитосферу и в итоге на границе магнитосферы образуется вот это электрическое поле. И мы чётко по нашему индексу можем сказать, как это электрическое поле реагирует. И вот все наши разработки дальше идут по тому, как это сделать. Потому что северная шапка – разная проводимость, южная шапка – вторжение солнечных протонов, всё это искажающие явления, нужно убрать. Вдобавок ещё нужно это к этому сказать, что ведь интенсивность токов в ионосфере она определяется не только электрическим полем, которое от продольных токов, она определяется и проводимостью. А проводимость определяется ультрафиолетовым излучением Солнца, которое имеет суточный ход. Значит, станция крутится вокруг географического полюса и попадает в разные зоны освещённости. Поэтому проводимость над ней всё время разная. А зимой она фактически падает ниже, чем в авроральной зоне. А летом она вообще – это всё заполнено этим светом, поэтому нужно выделить вот это всё. И, вот, в эти годы мы, значит, этим занимаемся.
Сейчас у нас разработан РС-индекс, он одобрен международной общественностью, значит. По РС-индексу можно по нему судить о том, какой солнечный ветер. Мы не можем сказать параметры, мы только можем электрическое поле – величину. Про параметры можем сказать, простите, пожалуйста, что вы меряете на спутниках, вот в 20 процентах это не то, это солнечный ветер пришёл к Земле и воздействовал на Землю. Очень поэтому такое отношение... в Америке, представляете, тратить миллиарды долларов на спутник, но он важен очень; а потом вам кто-то по данным одного магнетометра в полярной шапке заявляет, так у вас же тут в 20 процентах – вы же не то даёте. А они это везде представляют. Правда, представляют тоже так: они представляют – ну, в Америке такая вещь, если что-то сделано за деньги налогоплательщика и каждый налогоплательщик имеет право этим пользоваться, поэтому они в открытом доступе. Но вот этот спутник он уже там порядка 30 лет сидит и, как слухи говорят, он уже скоро вот-вот выйдет из строя. И то ли там есть, то ли запустят, я не знаю. Потому что это уже НАСА-вская военная закрытая. Если они запустят на средства НАСА, то тогда данная будет информация вообще закрыта. И у нас не будет никакой информации.
Пока что к нашему РС-индексу относятся так: ну чего, у нас есть данные американские, мы ими пользуемся, мы и мы... А если они исчезнут, вот они исчезли, и что у вас останется в руках, и что мы можем делать? Мы можем делать только в Антарктике на станции Восток, вот. И то что мы, у нас единая методика обработки с датчанами – вместе у нас делается это всё в режиме реального времени. И через три, там буквально, ну, несколько – одна-две минуты – мы получаем эти данные и представляем их на сайте у нас. То есть, в течение трёх минут в реальном времени мы даём то, что происходит в магнитосфере, как магнитосфера реагируют. Через РС-индекс. Он не даёт параметры солнечные, но он даёт ситуацию и дальше по этому РС-индексу мы можем сказать: "Ага, мы уже определили пороговый уровень, после которого начинается возмущение, какие возмущения, как они будут длиться и мы можем, глядя на РС-индекс, сказать – всё, сейчас пошла магнитная суббуря, уже она, товарищи, в авроральной зоне, будьте начеку, вот сейчас начнутся всякие прерывания связи там, и так далее, так далее, так далее, вот. Либо мы можем сказать, всё, РС-индекс упал, всё сейчас кончится, можете, так сказать, лететь куда-то там нужно. Вот, это вот выглядит вот этот РС-индекс, который сделан в нашем отделе был.
Ну, дальше – дальше, фактически, ну, в северных широтах работали от Института Академии наук, которые из неё. Ну, геофизический, ну, тот же Сибизмир, который – у него есть радары некогерентного рассеяния. Некогерентного рассеяния, которые поставлены по России. Есть Институт космо-физических исследований в Якутске – очень там важные наблюдения ведутся в Тикси. И вот над ними в Якутии есть Полярный геофизический институт (это который под Мурманском на Кольском полуострове). Но в целом системы не было, значит.
Вот, мы предложили и нам была такая программа, теперь уже она прошла, поэтому там – называлась она "Геофизический мониторинг". Вот, и по этой программе нам выделяли до 2015-го года очень большие деньги, вот. Фактически после 2000-го года исчезла вся сеть и фактически наблюдения в России кончились. И нужно было её восстанавливать. Нам в первое время помогали и иностранные организации, потому что наш индекс (не наш индекс, а индексы, которые магнитные возмущения в авроральной зоне и есть обязательства России, которые приняты в 57-м году ещё, что она должна давать эти данные, а у нас их нет), поэтому нам тогда помогали установить. А после этого была вот эта вот программа геофизического мониторинга. И мы из этой программы потратили 168 миллионов на установку – заново, на переустановку станций, на установки геофизических вот этих полигонов, на связь, на всё. В итоге мы создали сеть геофизических наблюдений. А почему я говорю это Гидромет – Росгидромет – это воссоздавал силами нашего института и, так сказать, если не говорить про науку, если говорить о практической вещах, это, вот, отдел геофизики занимается как раз вот этими вещами. Он курирует все наблюдения в Арктике (продолжаем, конечно, и все науки, естественно, вот). И в Полярном геофизическом центре – мы можем вообще туда пройтись – и, так сказать, если вас интересует, снять, скажем, вот там, на стендах видно – видно, как РС-индекс – как он ползёт всё время и видно наблюдения. Они в реальном времени. В реальном времени передаются со всех станций авроральной зоны.
Другое дело, что у нас нет финансирования Полярного геофизического центра, оно просто отсутствует. Как было записано в своё время, Полярный геофизических центр выполняет свою работу силами отдела геофизики. То есть, что на научные работы Отдела геофизики есть что-то мы и делаем. То есть, у нас данные, данные в реальном времени, но обрабатывать их не можем, вот. Когда нам дают какое-то предложение там посмотреть, мы всё это дело делаем. Но фактически это единственная сеть, которая сейчас есть в России. Но она не поддерживается или поддерживается совершенно не в том масштабе, в котором есть. То есть, наши предложения были давным-давно. Дальше предложений это никуда не идёт. Объединить сеть, в нашу сеть объединить все полигоны и так далее – Академии наук – в одну службу Геофизического мониторинга Российской Федерации.
Или как-то так вот сделать их единым. Но поскольку сейчас финансирование приближается к нулю, то каждый дерётся за себя. Академии наук переживает за себя, дерётся, вот, за себя. Ну, вот, это никуда не идёт. Ну, что вы хотите, если бы вот недавно, нам написали, что переводят добровольно на полставки, то мы все на полставки. Но это не означает, что у нас идей нет. Просто напросто к этим полставкам добавляются всякие надбавки и, в итоге, при 100-процентной добавке мы получаем то, что мы получаем всегда.
Вот то же самое или даже хуже в Академии наук. Мы всё-таки, как-то вот нас, ну, не объединяют. Академия наук, научные институты объединяют, понимаете, со всякими социологическими, медицинскими. Это, вообще, чёрти-что творится. Если власть сменится и там придут другие люди, может быть, мы возродимся снова. Понимаете, вот на моей памяти, вы представляете, сколько я уже прожил, да, вот Сталин, вот Хрущёв... После вот каждый последующий марает всё, что было до него, вываливает в дерьме, да, вот, и так далее, и так далее идёт дальше. Значит, вот, всё-таки, ну, давайте не будем, но всё-таки там занимались по-настоящему, вот, в Советском Союзе. Всего этого нету, оно всё развалилось по сути дела. Есть отдельные выдающиеся личности, есть отдельные институты, но в основном скажем, может быть, там идёт (я этого не знаю наверняка) – там идёт хорошо. Закрытые институты, где хорошо платят и так далее, вот, на всё остальное. Но если вы не будете платить сотрудникам, то...
В своё время тут я был в каком-то совете, там я уже не помню, как называется, при Мэрии, и мне пришло предложение: вот, давайте, напишите свою программу, чтобы сделал для развития науки. Я ответил. Это было лет 15-20 назад.
Я ответил, что для развития науки в размерах Питера платите учёным, сколько они заслуживают.
После это ко мне больше ни одного обращения не было. А то это всё – программу напишите, там вот, доклады там, доклады здесь, докладываем тут... Ну что это такое?
Сейчас наша основная задача – сохранить вот эту наблюдений, чтобы она была, потому что – ну, ну я могу сказать, что не буду говорить с кем и чего говорили – вот, давайте нам наблюдения, давайте нам наблюдения, потому что и так далее. Я говорю, мы не можем давать, мы кстати – нам надо на наши наблюдения какие-то деньги, чтобы они могли развиваться. Но вы имейте в виду, если вы не будете нам давать наблюдения, так мы свою сеть сделаем. Свою сеть сделаем. Я говорю: "И дальше что?" – "А дальше мы придём к вам, и вы будете делать, то, что мы вам скажем". Но я могу сказать, что, во-первых, этот индекс признан международной ассоциацией, значит, его широко используют.
могу вам показать, если вас интересует, где-то у меня там есть это. Значит, за этим, как раз вчера, кажется, получил: "Поздравляем вас! Число ваших (ну, кто читает, смотрит) перевалило через две тысячи!" Вот, то есть, читают. Мне валятся в последнее время предложения давать статьи и так далее, и так далее просто со всех журналов. Ну, читают, используют. Дальше что? Ничего. Там читают.
Когда я был в девятом классе – это был пятьдесят пятый год – так чтоб вы представляли. Отец меня устроил в туристическую такую в школьную тургруппу на Кавказе – Клухорский перевал и так далее. Вот это очень интересное было дело – горы высокие, и так далее. Нас сопровождали даже автоматчики, потому что тогда ещё в горах сидели чеченцы и нападали на проходящие эти самые ... Вот далее, значит, после этой поездки у меня появилась страсть к путешествиям. Когда я окончил школу с серебряной медалью, и встал вопрос о том, куда идти. Ну, естественно, в Горный институт, чтобы путешествовать. Но у меня очки со второго класса, так сказать, проблемы со зрением.
Я пришёл в Горный институт, но тут нам сказали: "Куда ты идёшь? Пошёл вон! У нас такие не нужны с таким зрением!" "А куда идти?" "Ну иди в университет, там есть геологический факультет, ты там можешь".
Пришёл в университет, в приёмную комиссию. Там оказалась знакомая, которая сидела за столом физического факультета. Она сказала: "Зачем тебе идти на геологический факультет? Есть физический факультет и там есть геофизика. Давай к нам". Я пошёл на физический на факультет – на физический факультет, потом через два года специализация по геофизике. Начались практики, Крым, поездки, ну и я распределился опять же, чтоб посмотреть, подальше – в Иркутск, в Сиб Измир (тогда его только образовали – Сибирское отделение Академии наук). И я начал там работать – в СибИзмире – это Сибирский институт земного магнетизма и ионосферного распространения волн. Я отработал там девять лет, защитил кандидатскую, вернулся в Питер – в университет. Отработал там еще девять лет, а потом появилось предложение вот здесь – в Арктический институт. И с 79-го года я в Арктическом институте. То есть в итоге я бы сказал, что я объехал, ну или побывал везде, где я хотел побывать, за исключением вот Непала. В Непале не был. А так фактически на конференциях, особенно после 2009-го года, когда страна открылась, то меня приглашали на все конференции. Я объездил все континенты, вот все интересовавшие, заинтересовавшие меня страны. Ну и в том числе был на Северном полюсе, на Южном полюсе 3 раза. Вернее, в Антарктике три раза, на Южном полюсе два раза, ну и так далее. То есть вот так. Ну на Северный полюс это было просто, там было вот СП, ну и туда самолётом. Когда-то было? Весной, по-моему. Просто был самолёт и предложение, если хочешь, то может полететь туда. Ведь было иначе, чем часто сейчас – всё деньги-деньги- деньги и так далее. А тогда – самолёт летит, ты можешь сесть. Меня взяли. Кстати говоря, у меня есть снимок. Туда же летел... ну ладно, потом.
Вот, значит, там я пробыл три дня просто-напросто в виде так сказать инспекции: как ведутся наблюдения, как что, потому что это там тоже были геофизические наблюдения. Там были и магнитные наблюдения. Меня интересовали геомагнитные наблюдения, я посмотрел, побывал на Северном полюсе, на этой льдине, которая ещё тогда была на Северном полюсе, дрейфовала. Но через два дня оттуда мы вылетели обратно. То есть, там я не работал. Там я только посетил. А в Антарктиде? В Антарктиде тоже был уже с инспекцией 1-й раз геофизических наблюдений. Второй раз был членом инспекционной группы Советского Союза. Это первая и последняя инспекционная поездка. Согласно Договору об Антарктике, каждое государство-член договора имело право посетить все станции и посмотреть, не используется ли Антарктида в военных целях. Потому что она должна была использоваться только в мирных целях, вот. И, значит, в восемьдесят девятом году такую инспекцию организовал Советский Союз. Я вошёл как геофизик в члены экспедиционной группы. И мы облетели все зарубежные станции в Антарктиде, на которых был аэродром. Вот так, потому что не на всех был.
Поэтому даже на Южном полюсе я и то побывал. На Южном полюсе американском, географическом, потому что наша станция стоит на геомагнитном полюсе в Антарктике, а не на географическом. Поэтому я там бывал на географическом и на геомагнитном в Антарктике. Нет, у нас нет там, понимаете, там в военных целях может использоваться какая-то станции наведения, там ещё чего-то в случае. Для военного она закрыта, я не знаю, я не интересовался этим делом никогда. Вот, то есть, это не относится впрямую к нашим наблюдениям, это относится уже чисто там к военным – станция слежения, наведения, ещё чего-то – вот так.
Что мы проверяли, и американцы у нас бывали и тоже проверяли в те времена, сейчас не знаю.
- А в Арктике, получается, тоже такие же инспекции проходят, да? Или в Арктике там немножко другая схема?
- В Арктике – нет, тут разные инспекции. В Антарктике – это бывают наши внутренние (ну не инспекции, поездки). Как новая аппаратура ставится, потому что, знаете, после 1990-х годов был такой прорвал, потом пришлось заново всё фактически устанавливать, делать, смотреть. И когда появляется новая аппаратура, то смотришь, как её ставить, как что, вот. А инспекция – и то же самое в Арктике. В Арктике то же самое. Аппаратура, как она работает. Ну, в Арктике есть своя специфика, скажем. На некоторые станции приходят там медведи и ломают всю антенную систему. После этого приходится всё восстанавливать.
В Антарктике там только пингвины, поэтому там такого нету многого.
А вот так инспекции, про которые я говорил, в Антарктике это такая политика как бы. Я даже не знаю, но есть договор, каждая страна может, все страны там летают. Ну мы тоже решили – Советский Союз – провести такую инспекцию. В общем, такое незабываемое совершенно впечатление, потому что на каждой станции (они, они все в Антарктике, но каждая живёт своим национальным интересом, привкусом каким-то таким вот). Ну и мы вдобавок там были на некоторых станциях впервые после зимы, потому что мы ранее весной туда полетели и нас встречали после года зимовки. Ну, несколько месяцев, до полугода, когда они никого не видят, и вдруг прилетают самолёты. Этот самолёт из Советского Союза -и нас так встречали что, поэтому незабываемые впечатления об этой инспекции в Антарктике. Ну, вы знаете, если начинать с Иркутска, где я начал научную работу, ну, там были, так сказать, магнитная активность, геофизика, откуда она возникает, как это вот, так сказать, развивается, магнитное возмущение. Тогда это ещё только – хотя это более ста лет как началось – а вот современная аппаратура появилась.
В 80-х – 90-х годах появились спутниковые наблюдения. Поэтому тут-то толчок такой был большой, вот. И там я занимался, конечно, только чисто научными такими вещами. А вот придя в Арктический, куда меня пригласили, тут уже практическая цель появилась, так сказать. Исследования магнитной возмущённости, как она развивается. Она очень сильное влияние оказывает на все вот эти магнитные возмущения.
Ну это у нас чуть-чуть подальше будет, поэтому я к этому вернусь. И поэтому вот уже в Арктическом это пошли такие практические цели, что нужно не просто там кто-то ведёт наблюдение, а ты эти наблюдения берешь, там используешь, смотришь там, какие-то свои выводы делаешь... Свою сеть наблюдения надо иметь. Чтобы её установить, и чтобы она работала так, как ты считаешь нужным. И ты можешь брать с неё всё, что нужно, а не то, что там тебе дадут. И это мы сделали и в Арктике, и в Антарктике в общем-то. И вот то, что я говорил, это основано на антарктических наблюдениях. Именно вот этот PC-индекс, о котором мы будем говорить, он основан на антарктических данных, наши там две части – арктическая, но это в Дании (в Дании – в Гренландии; Грендандия – датская, вот поэтому это датские институты ведут наблюдения на Севере). У нас такие наблюдения на дрейфующих станциях вести нельзя, потому что наблюдения должны быть очень точные, а в прежние времена, когда это было на дрейфующей станции, там же лёд, он не только плывет куда-то, он всё время, вот, так вот такие движения делает, разворачивается туда-сюда. И поэтому там мы пытались это сделать, но там на это дело уходит больше времени и сил – на то, чтобы понять, что в этот момент развернуло, а не магнитные возмущения и так далее. Приходится сверяться там, а совсем никого. В общем, это не производительно и множество ошибок. И поэтому у нас, собственно говоря, в Арктике таких наблюдений нет. Их делают датчане – опять же на твердой земле в Гренландии. А мы – это наша разработка и это наша кооперация с ними – а мы такие наблюдения ведём в Антарктике, где практически, кроме нас, никто не ведёт.
Значит, фактически земля находится в сфере влияния Солнца, это вы знаете. Без Солнца у нас жизни не было бы. Но Солнце, кроме того, что, оно светит и греет, это ультрафиолетовое излучение Солнца. Оно излучает частицы, причём это частицы, так сказать, низкоэнергичные – так называемый солнечный ветер. Это идёт непрерывное излучение плазмы со всей поверхности Солнца. То есть Солнце – горячая звезда, она излучает эту плазму. Даже так излучает свет, потому что она горячая, потому – потому что там в ядре Солнца всё время идут термоядерные реакции. И вот это вот происходит, то есть, когда она кончится – эта термоядерная реакция, Солнце погаснет, и всё вокруг погаснет. Но мы можем о этом не беспокоиться, это миллиарды лет пройдут до этого вот. Так что это вне наших интересов.
Вот, значит, Солнце излучает ультрафиолет, тепло и свет, излучает электромагнитные волны, излучает низкоэнергетическую солнечную плазму, которая называется солнечный ветер, которая распространяется по всей поверхности Солнца, идёт по всей гелиосфере. Кроме того, Солнце излучает ещё во время возмущений – выбрасывает такие очень высоко энергетические частицы – так называемые солнечные протоны. Ну а там не только протоны, и ионы тоже. Но, в основном, обращают внимание на протоны. Они – больше их влияние. И вот эти солнечные протоны они тоже попадают, очень у них высокая радиоактивность. Но они попадают в полярные области земли, и вот это вот всё влияет на окружение Солнца, на гелиосферу. И все эти изменения влияют в том числе на Землю.
Значит, здесь я должен сказать, что у Земли есть магнитное поле. Магнитное поле оно (ну, для примера, вы можете просто посмотреть поле магнита, это такое диполе, вот, равномерное) но с этой стороны, ну, скажем, с этой стороны идёт солнечный ветер, поэтому он это магнитное поле поджимает на Земле с дневной стороны и вытягивает ночную сторону – так называемый хвост магнитосферы. То есть, вокруг Земли образуется область, занятая магнитным полем – магнитосфера Земли. И эта магнитосфера Земли спасает нас от активных воздействий активных частиц, то есть вся геосфера заполнена потоками и активных высоко энергичных частиц. И иначе бы тут жизни не было – вот это магнитное поле оно не даёт этим высоко энергичным частицам проникнуть к Земле и защищает нас от всяких вот таких вещей. Но под воздействием солнечного ветра магнитосфера всё время пульсирует, так сказать. Слабенькая скорость солнечного ветра, небольшое магнитное поле, а эти заряженные частицы, которые несутся солнечным ветром, они несут ещё магнитное поле Земли, которое взаимодействует с магнитным – с нашим магнитным полем. Поэтому слабое воздействие – магнитосфера отходит немножко – до 10, даже до 12 градусов от Земли. При сильном – очень сильная скорость магнитного поля – она приближается к нам до 6 радиусов Земли, представляете, до 12. Но это мы фактически не чувствуем, мы только знаем, что вот, ну, сейчас это модно говорить, "а вот будет магнитная буря". И вот, те, у кого там с сердцем плохо, вот, давайте, готовьтесь. Фактически влияние есть, но здесь, в средних широтах, это никто его практически не ощущает. Это ощущают только в авроральной зоне.
Вот, теперь дальше, значит, вот можно так сказать, что когда солнечный ветер поджимает магнитосферу, то с этой стороны с дневной такая вещь, а дальше уносится в хвост и вот это вот между ними область. Туда проникают частицы солнечного ветра, ну и магнитосферные тоже. И вот эта вот область, куда они проникают, и когда они куда они высыпаются при сильном воздействии, это называется aвроральная зона. Потому что визуальным проявлением вот вторжения этих частиц является полярное сияние – то есть заряженные частицы попадают в атмосферу, заряжают там частицы, начинаются реакции и это нам, как свечение вот в небе во время зимы там это видно. Днём это тоже бывает, но оно чуточку на других широтах, вот. И это вот визуальное проявление того, что у нас очень сильное воздействие солнечного ветра сейчас на Землю, значит. В итоге, что получается, в итоге – в итоге высыпания этих частиц, они высыпаются в атмосферу, заряжая частицы, ионосферные слои.
Ионосфера служит областью отражения радиоволн, и, если меняются параметры ионосферы, то параметры, ну сильной, скажу, возмущённости ионосферы, то и меняются радиочастоты, на которых... – либо даже полное поглощение радиочастот. То есть, нарушается радиосвязь, это раз. Во-вторых, меняется всё распределение как бы магнитного поля и, в общем, ещё со старых времён вся ориентация в пространстве. Это по магнитному полю. Это нарушается тоже полностью, вот. И когда полёты происходят через Северный полюс то, если ориентация идёт по магнитному полю, это там совершенно нарушается ориентация. Но сейчас есть ещё другие, конечно, со спутниковой там и так далее. Но спутниковые там тоже с нарушениями идут.
И вот, кстати, во времена "Челюскина" и прочее, когда самолёты направлялись, как вы знаете, и Леваневский, по-моему. Первый полёт туда, в Америку, они улетели, исчезли, пропали, значит, итог этот был такой, что во время этого просто была магнитная буря. Они потеряли ориентацию, летели не туда совсем – не на Аляску, а куда-то в другое место. Кончилось, очевидно, горючее. Они пропали, радиосвязи тоже с ними не было. Радиосвязь тоже пропадает. Это такие внешние проявления.
А более сильное проявление в ионосфере образуется свои токовые системы, которые влияют, и излучение влияет на всякие системы управления особенно. Сейчас, если раньше были радиолампы, то они вот большие, да, они действовали, а микротехника – вот она вся очень подвержена влиянию. Тут может вырубаться, так сказать, вся техника, и так далее. И это оказывает очень сильное влияние. Ну и плюс к тому, если, значит, есть трансполярные рейсы, по крайней мере между Европой и Америкой, они идут через полярную шапку, то есть сначала авроральная зона. Она проходит по нашему побережью Северного Ледовитого океана – как раз чётко по побережью. Затем она уходит в Норвегию и в Швецию. Дальше она уходит через океан на юг Гренландии. И дальше она проходит – потому что геомагнитное поле оно смещено – ось геомагнитного поля относительно географического. И эта авроральная зона она проходит примерно по границе между Канадой и Америкой.
То есть, они вот это вот влияние заметили или не то, что заметили, мы знали это, но нас это не касалось, у нас там ничего нет, а у них развита, так сказать, как раз самая развитая часть Северной Америки. У них были отключения электроэнергии, у них выходили из строя на атомных электростанциях. Вот это всё на несколько дней погружалось в темноту, выходили, вот, кабели из строя и так далее. Поэтому они на это дело обратили внимание гораздо раньше нас, вот, и, значит, поэтому нужно, да. Так я начал про полёты. Значит, полёты. Полёты, которые идут из Европы через Канаду, скажем, через север, через Гренланндию где-то там. Когда я летел в Америку, мы там где-то в Гренландии сажались – садились, вот. При этих полётов через полярную шапку, если проходит ещё очень вот это вот – оно не всегда бывает, но оно часто сопровождает магнитные бури – высокоэнергичные потоки солнечного ветра, вот эти солнечные протоны – СПЕ-события, то, значит, и команда самолёта, и пассажиры самолёта получают в течение нескольких часов годовую норму радиации. Они схватывают... Поэтому вот на этих линиях чётко сделано, как только угроза, там сразу самолёт бросает, так сказать, маршрут, мгновенно сматывает за авроральную зону южнее. Вот это всё становится актуальным для нас, если мы начинаем разрабатывать сейчас или обращать внимание на арктическую зону. Ну и, кроме того, это вот через полёты, и, кроме того, если и говорить так вот про длинные исследования, они в общем-то есть.
Во время магнитных бурь происходит сильное влияние на здоровье человека. Это сердечная недостаточность и это всякие отклонения психические от нормы. То есть, если человек там живёт всё время, то это не так страшно. А если человек прибыл, вот, ну скажем, вот сейчас прибывает в арктическую зону – новобранцы там и все прочие, то среди них это сейчас проблема. Потому что вообще, скажем, арктическая ночь, когда нет солнца, это для человека, выросшего в средних широтах, где солнце каждый день, это проблема. Более того, я знаю такие вот случаи, при беседах, я знаю такие семейства, которые вот на арктических станциях проработали всю жизнь в Арктике. Они на юг не ездят, они дальше средней полосы не могут. Потому что они если выезжают на юг, у них начинаются проблемы со здоровьем очень сильные, не привыкли там жить. Просто привыкли те, кто живёт всё время – вот те племена. У них продолжительность жизни короче, конечно, чем в Европе – в средних широтах, точнее говоря, вот. А тот, кто приезжает, в начале, значит, очень сильное воздействие.
И вот эти разработки, которые я знаю, они делались на Шпицбергене, где у нас соответствии с соглашением с Норвегией были свои шахты и так далее. И приезжали обычно, вот, из южных частей – у них там проблемы вот эти большие от магнитных бурь и так начинаются вот эти отклонения. То есть, это очень важная деталь, которую надо смотреть, которую надо предусматривать и так далее. Так вот Америка, которая с этим столкнулась гораздо раньше, – Соединённые Штаты – они запускают на орбиту (на орбиту Земли – это как раз на линии Земля – Солнце в той точке, где сила притяжения Солнца; Земля же вращается вокруг Солнца, потому что она под силой притяжения Солнца, так сказать, там держится на своей орбите), а вот есть точка, где сила притяжения Земли и сила притяжения Солнца они одинаковые. Вот это порядка полутора миллионов километров от нас, вот, от Земли. И там если поставить источник, то он там болтается, он стоит в одной точке, никуда не уходит и вот и всё. На этом спутнике поставить аппаратуру, он говорит, какие параметры солнечного ветра, значит, и поэтому он сообщает. Это сообщение проходит очень быстро, радиоволна, значит.
В зависимости от скорости ветра, прогноз получается, вот, ну примерно от 20 минут и до часу. Медленная скорость – это частность, быстрая скорость солнечного ветра это за 20 минут. Вот, значит, прогноз получается на Земле, что сейчас начнётся. Более этого, американцы сделали такую систему стерео, когда (а тут только в одной точке, на линии Земля – Солнце, это очень важно, что только на одной точке; важно с той точки зрения, что это нужно учитывать, что в одной точке), а они поставили так: вот эта линия Земля – Солнце, вот два спутника перед и после (before и after), вот, и эти спутники, значит, они фиксируют трёхмерную картину дают потоков солнечного ветра. И можно судить, как этот поток пойдёт.
Вы должны здесь понимать, что поток то идёт по прямой к нам, но Солнце вращается со скоростью двадцать семь суток полный оборот, а Земля – 365, поэтому Солнце, выпускающее, вот этот поток он как бы опережает и он относительно системы то ли над Землёй он идёт по спирали к нам, он идёт. Как бы Солнце выбрасывает прямо, прямо, но оно закручивается, и к земле это приходит по спирали.
И не все частицы и потоки, вот эти вот возмущённые потоки, которые фиксируются в точке вот либрации. Либрация – эта так называемая точка, вот, где этот спутник сидит, они не все попадают на Землю. То есть, вот когда мы начали уже наш индекс сделали (я к нему подойду позднее), выясняется, что порядка 20 процентов событий, которые фиксируются спутником, которые предоставляются именно народной общественности, на которой оно – порядка 20 процентов этих потоков не попадают на Землю. Либо этот поток переходит, перед Землёй пересекает орбиту Земли, либо после Земли, либо вообще не те параметры. Либо даже такая ситуация бывает, там вычислили скорость солнечного ветра, она изменилась за то время, пока... И у нас эффект этого солнечного ветра за несколько минут фиксируется на Земле до того, как этот солнечный ветер приходит – придёт к Земле. Тоже такие вариации, ситуации бывают.
Вот все эти влияния Солнца, в основном солнечного ветра, они влияния обычные и особенно неблагоприятные они получили название в последние двадцать лет "космическая погода". И говорят "неблагоприятная космическая погода", да и "нормальная космическая погода". Чтобы определять, вот так бы, как бы вот, когда вы слышите "космическая погода", то речь идёт об изменениях в околоземном – но в около солнечном, в гелиосфере, которая касается и околоземного пространства. Значит это очень сильное влияние, я говорил, что они приводят к нарушениям в работе трансформаторов, всяких систем и так далее, и так далее.
Ну и, кстати, вот, на одной из таких тоже очень – такой очень наглядный пример, на одной из последних конференций (лет, наверно, не последних, а так лет 5-6 назад, не знаю) там представительница (давняя знакомая), из НАСА, они там тоже этим занимаются. Поэтому она вот такой доклад сделала по поводу шестидневной войны. Когда была с Израилем шестидневная война, мы же тогда с американцами были вот так вот. И речь была на грани войны. И у них в Америке все службы показали, что средства дальнего обнаружения показали, что идёт армада просто. Приближается к Аляске. И у них была уже прямо минута, секунда до того, чтобы нанести ответный удар по России. По России! Вот, и в этот момент от геофизических служб пришло, что это просто изменение ионосферы. Ионосфера реагирует вот таким образом. Повышается проводимость и на средства и дальнего обнаружения как будто идёт, вот, множество предметов, не предметов, так сказать, а аппаратов, которые приближаются. И в последние прямо вот последние секунды, минуты они отменили это дело. Оказалось, это была магнитная буря. Если бы этого не было, в этот момент могла бы начаться атомная война. Вот она такой доклад сделала, вот, интересный. Поэтому для них это давние вещи. В этой связи я могу сказать, что в последний год президентства Обама издал специальный указ, на котором – после которого у нас "зашевелились" по поводу того, что все службы национальной безопасности, Академия наук и так далее должны быть объединены, для того чтобы давать точные прогнозы влияния изменения космической погоды и его возможного влияния.
Потому что это очень большое влияние оказывает на всю техническую составляющую жизнедеятельности человека. Если мы хотим сказать, вот как сейчас Арктика тоже начинает звучать – Арктика – это наше всё, да. Так мы должны делать системы, которые тоже это всё фиксируют. К сожалению, это всё остаётся на том же уровне, что было, ну скажем, так где-то в 90-х, после 90-х годов. Вот теперь по поводу того, что сделали мы. Значит, когда солнечный ветер он поджимает магнитное поле и, так сказать, обходит вот эту магнитосферу вокруг. Значит, вы можете так – это не аналогия, конечно, но такой пример, вот. Течёт поток воды в ручье и камень. И вокруг камня обнаруживается стоячая такая волна, которая (вы можете стоять, она при маленьком темпе скорости она потолще, при большой скорости она потоньше), если этой стоячей волны не будет, то камень, рано или поздно, либо размоет, либо снесёт. Вот, вот такая же вещь с магнитосферой.
Значит, что делает магнитосфера или что делается в магнитосфере под воздействием вот этого солнечного ветра. Поджимается вот это, там увеличивается плотность плазмы, а плазма вся заряженная в магнитосфере тоже. И под увеличением этой – в результате увлечения солнечной плазмы образуются электрические поля, по границе магнитосферы, которые препятствуют. И из-за выявления электрических полей силовые линии магнитного поля они бесконечно проводящие, хорошо проводящие. Образуются токи и токи эти текут из пограничных, вот, этих слоев магнитосферы в ионосферу и замыкаются через полярную шапку, вот. Значит, полярная шапка она проводящая. Либо в ночной магнитосфере они вдоль авроральной зоны замыкаются, там начинается высыпания и поэтому усиление. Эти токи существуют всегда. Значит, если мы смотрим, если у нас пост... А также ещё текут токи в ионосфере.
Значит, эти токи создают своё магнитное поле вдобавок к земному полю, которое создаётся ядром магнитосферы – да, скажем так вот. И поэтому эти токи всё время меняются. И у нас магнитная активность полярной шапки тоже меняется. Вот, когда я пришёл в Арктический институт, мы начали заниматься магнитной активностью. Ну и дальше выявилось, что всё время меняется магнитная активность, растёт.
Магнитная активность предшествует магнитным бурям – их увеличению и так далее. Ну, и в итоге, мы пришли – это первая работа была в 85-м году. Следующая работа – уже на нас обратили внимание за границей – 88-го года и в 2013-м году был принят международный индекс магнитной активности полярной шапки по РС-индекс.
Но почему ещё так долго это шло, потому что, скажем, наши коллеги из Датского метеорологического института, те, с которыми мы начинали, они ушли. Больше там некому было заботиться, вот. Потом в 2009-м году это всё передали – и станцию магнитную на Шпицбергене – Датский технический университет, космический институт – Space University – ...DРU – он так называется – Датский физическо-космический, вот. И, вот, они с нами начали снова сотрудничать, и это всё затянулось, вот, на столько лет. Вот, значит, в 2013-м году был принят международный индекс магнитной активности. Значит, что получается: усиленный солнечный ветер поджимает магнитосферу; на краях магнитосферы на дневной части на всей магнитосфере образуется разность потенциалов, значит; это снимается продольными токами, которые текут, замыкаются через полярную ионосферу; эти токи создают магнитные возмущения.
А мы эти магнитные возмущения меряем. И дальше, как только появились спутниковые данные, это, значит, в 90-е года, мы начали сопоставлять, вот. Первая работа появилась в 85-м году и стало ясно, что всё это вызывается солнечным ветром – электрическим полем солнечного ветра (вот, когда солнечный ветер унесёт в межпланетное, так называемое межпланетное поле, это солнечное поле – магнитное поле солнца), вот он воздействует на магнитосферу и в итоге на границе магнитосферы образуется вот это электрическое поле. И мы чётко по нашему индексу можем сказать, как это электрическое поле реагирует. И вот все наши разработки дальше идут по тому, как это сделать. Потому что северная шапка – разная проводимость, южная шапка – вторжение солнечных протонов, всё это искажающие явления, нужно убрать. Вдобавок ещё нужно это к этому сказать, что ведь интенсивность токов в ионосфере она определяется не только электрическим полем, которое от продольных токов, она определяется и проводимостью. А проводимость определяется ультрафиолетовым излучением Солнца, которое имеет суточный ход. Значит, станция крутится вокруг географического полюса и попадает в разные зоны освещённости. Поэтому проводимость над ней всё время разная. А зимой она фактически падает ниже, чем в авроральной зоне. А летом она вообще – это всё заполнено этим светом, поэтому нужно выделить вот это всё. И, вот, в эти годы мы, значит, этим занимаемся.
Сейчас у нас разработан РС-индекс, он одобрен международной общественностью, значит. По РС-индексу можно по нему судить о том, какой солнечный ветер. Мы не можем сказать параметры, мы только можем электрическое поле – величину. Про параметры можем сказать, простите, пожалуйста, что вы меряете на спутниках, вот в 20 процентах это не то, это солнечный ветер пришёл к Земле и воздействовал на Землю. Очень поэтому такое отношение... в Америке, представляете, тратить миллиарды долларов на спутник, но он важен очень; а потом вам кто-то по данным одного магнетометра в полярной шапке заявляет, так у вас же тут в 20 процентах – вы же не то даёте. А они это везде представляют. Правда, представляют тоже так: они представляют – ну, в Америке такая вещь, если что-то сделано за деньги налогоплательщика и каждый налогоплательщик имеет право этим пользоваться, поэтому они в открытом доступе. Но вот этот спутник он уже там порядка 30 лет сидит и, как слухи говорят, он уже скоро вот-вот выйдет из строя. И то ли там есть, то ли запустят, я не знаю. Потому что это уже НАСА-вская военная закрытая. Если они запустят на средства НАСА, то тогда данная будет информация вообще закрыта. И у нас не будет никакой информации.
Пока что к нашему РС-индексу относятся так: ну чего, у нас есть данные американские, мы ими пользуемся, мы и мы... А если они исчезнут, вот они исчезли, и что у вас останется в руках, и что мы можем делать? Мы можем делать только в Антарктике на станции Восток, вот. И то что мы, у нас единая методика обработки с датчанами – вместе у нас делается это всё в режиме реального времени. И через три, там буквально, ну, несколько – одна-две минуты – мы получаем эти данные и представляем их на сайте у нас. То есть, в течение трёх минут в реальном времени мы даём то, что происходит в магнитосфере, как магнитосфера реагируют. Через РС-индекс. Он не даёт параметры солнечные, но он даёт ситуацию и дальше по этому РС-индексу мы можем сказать: "Ага, мы уже определили пороговый уровень, после которого начинается возмущение, какие возмущения, как они будут длиться и мы можем, глядя на РС-индекс, сказать – всё, сейчас пошла магнитная суббуря, уже она, товарищи, в авроральной зоне, будьте начеку, вот сейчас начнутся всякие прерывания связи там, и так далее, так далее, так далее, вот. Либо мы можем сказать, всё, РС-индекс упал, всё сейчас кончится, можете, так сказать, лететь куда-то там нужно. Вот, это вот выглядит вот этот РС-индекс, который сделан в нашем отделе был.
Ну, дальше – дальше, фактически, ну, в северных широтах работали от Института Академии наук, которые из неё. Ну, геофизический, ну, тот же Сибизмир, который – у него есть радары некогерентного рассеяния. Некогерентного рассеяния, которые поставлены по России. Есть Институт космо-физических исследований в Якутске – очень там важные наблюдения ведутся в Тикси. И вот над ними в Якутии есть Полярный геофизический институт (это который под Мурманском на Кольском полуострове). Но в целом системы не было, значит.
Вот, мы предложили и нам была такая программа, теперь уже она прошла, поэтому там – называлась она "Геофизический мониторинг". Вот, и по этой программе нам выделяли до 2015-го года очень большие деньги, вот. Фактически после 2000-го года исчезла вся сеть и фактически наблюдения в России кончились. И нужно было её восстанавливать. Нам в первое время помогали и иностранные организации, потому что наш индекс (не наш индекс, а индексы, которые магнитные возмущения в авроральной зоне и есть обязательства России, которые приняты в 57-м году ещё, что она должна давать эти данные, а у нас их нет), поэтому нам тогда помогали установить. А после этого была вот эта вот программа геофизического мониторинга. И мы из этой программы потратили 168 миллионов на установку – заново, на переустановку станций, на установки геофизических вот этих полигонов, на связь, на всё. В итоге мы создали сеть геофизических наблюдений. А почему я говорю это Гидромет – Росгидромет – это воссоздавал силами нашего института и, так сказать, если не говорить про науку, если говорить о практической вещах, это, вот, отдел геофизики занимается как раз вот этими вещами. Он курирует все наблюдения в Арктике (продолжаем, конечно, и все науки, естественно, вот). И в Полярном геофизическом центре – мы можем вообще туда пройтись – и, так сказать, если вас интересует, снять, скажем, вот там, на стендах видно – видно, как РС-индекс – как он ползёт всё время и видно наблюдения. Они в реальном времени. В реальном времени передаются со всех станций авроральной зоны.
Другое дело, что у нас нет финансирования Полярного геофизического центра, оно просто отсутствует. Как было записано в своё время, Полярный геофизических центр выполняет свою работу силами отдела геофизики. То есть, что на научные работы Отдела геофизики есть что-то мы и делаем. То есть, у нас данные, данные в реальном времени, но обрабатывать их не можем, вот. Когда нам дают какое-то предложение там посмотреть, мы всё это дело делаем. Но фактически это единственная сеть, которая сейчас есть в России. Но она не поддерживается или поддерживается совершенно не в том масштабе, в котором есть. То есть, наши предложения были давным-давно. Дальше предложений это никуда не идёт. Объединить сеть, в нашу сеть объединить все полигоны и так далее – Академии наук – в одну службу Геофизического мониторинга Российской Федерации.
Или как-то так вот сделать их единым. Но поскольку сейчас финансирование приближается к нулю, то каждый дерётся за себя. Академии наук переживает за себя, дерётся, вот, за себя. Ну, вот, это никуда не идёт. Ну, что вы хотите, если бы вот недавно, нам написали, что переводят добровольно на полставки, то мы все на полставки. Но это не означает, что у нас идей нет. Просто напросто к этим полставкам добавляются всякие надбавки и, в итоге, при 100-процентной добавке мы получаем то, что мы получаем всегда.
Вот то же самое или даже хуже в Академии наук. Мы всё-таки, как-то вот нас, ну, не объединяют. Академия наук, научные институты объединяют, понимаете, со всякими социологическими, медицинскими. Это, вообще, чёрти-что творится. Если власть сменится и там придут другие люди, может быть, мы возродимся снова. Понимаете, вот на моей памяти, вы представляете, сколько я уже прожил, да, вот Сталин, вот Хрущёв... После вот каждый последующий марает всё, что было до него, вываливает в дерьме, да, вот, и так далее, и так далее идёт дальше. Значит, вот, всё-таки, ну, давайте не будем, но всё-таки там занимались по-настоящему, вот, в Советском Союзе. Всего этого нету, оно всё развалилось по сути дела. Есть отдельные выдающиеся личности, есть отдельные институты, но в основном скажем, может быть, там идёт (я этого не знаю наверняка) – там идёт хорошо. Закрытые институты, где хорошо платят и так далее, вот, на всё остальное. Но если вы не будете платить сотрудникам, то...
В своё время тут я был в каком-то совете, там я уже не помню, как называется, при Мэрии, и мне пришло предложение: вот, давайте, напишите свою программу, чтобы сделал для развития науки. Я ответил. Это было лет 15-20 назад.
Я ответил, что для развития науки в размерах Питера платите учёным, сколько они заслуживают.
После это ко мне больше ни одного обращения не было. А то это всё – программу напишите, там вот, доклады там, доклады здесь, докладываем тут... Ну что это такое?
Сейчас наша основная задача – сохранить вот эту наблюдений, чтобы она была, потому что – ну, ну я могу сказать, что не буду говорить с кем и чего говорили – вот, давайте нам наблюдения, давайте нам наблюдения, потому что и так далее. Я говорю, мы не можем давать, мы кстати – нам надо на наши наблюдения какие-то деньги, чтобы они могли развиваться. Но вы имейте в виду, если вы не будете нам давать наблюдения, так мы свою сеть сделаем. Свою сеть сделаем. Я говорю: "И дальше что?" – "А дальше мы придём к вам, и вы будете делать, то, что мы вам скажем". Но я могу сказать, что, во-первых, этот индекс признан международной ассоциацией, значит, его широко используют.
могу вам показать, если вас интересует, где-то у меня там есть это. Значит, за этим, как раз вчера, кажется, получил: "Поздравляем вас! Число ваших (ну, кто читает, смотрит) перевалило через две тысячи!" Вот, то есть, читают. Мне валятся в последнее время предложения давать статьи и так далее, и так далее просто со всех журналов. Ну, читают, используют. Дальше что? Ничего. Там читают.
Расшифровка интервью Трошичев О.А. (часть 2)
Вы представляете, что это мы же – тут вещь такая – чтобы было понятно, во-первых, про Антарктику. Всё, что делается в Антарктике, это открыто, это по соглашению. Другое, что здесь мы не нарушаем ничего. Во-вторых, к этому у нас есть договор об индексе. Значит, они нам дают индекс и фактически мы делаем его и это вот последнее как раз у нас представляется у нас тоже, тоже мы делаем их одинаковой методикой, мы держим РС-N и РС-S – северный и южный. И это выставляется в реальном времени онлайн на сайте. Им пользуются все, кто хочет. Это соответствие, так сказать. Он не закрытый, он открыт. И, понимаете, совершенно все, кто хочет, пользуется поэтому, так сказать. Но ведь вещь вот такая, если вы скажете, а мы могли бы вот его взять и закрыть – ну, пожалуйста. Что тогда будет? Северные, если для северного полушария, у датчан есть. В южном полушарии они могут (там есть неподалёку станции – вот французская Дом си и так далее) они будут организуют это своё. Ну и всё. Но только тогда мы и к этому не будем получать никаких данных. В данном случае мы участники. Мы хотим, так сказать, покобениться, но мы и этого не будем получать. Ну, скажем так, даже нет, не так. Измерений сейчас. Вот на основании вот этой по космической погоде, значит, программу всего Запада сделана такая. Есть центр, вот, и там разные группы. Это в рамках вот Европейского геофизического союза, Американского геофизического союза.
Они, значит, ведут наблюдения в традиционных поясах, в плазмосфере, в пограничных областях. Они в этом специалисты, и всё это в одну систему и объединяется, чтобы получать вот связанную систему. Сейчас же ну вот эти методы всякие численные и так далее, они же вообще, вот я думаю, что поскольку РС-индекс, так сказать, в некотором смысле руководящем наверняка там используется, но мы в этом не участвуем, в центре мы там не работаем. Мы сами по себе везде. А сами по себе – у самих у нас ничего такого нету, там все спутники европейские и американские. Да, вы понимаете, что вот, более того, опять же это research gate, это такая игра, где вы смотрите, так сказать, как реагируют, как и сколько человек тебя читают, и так далее. Ну, я вот смотрел временами, сейчас не смотрю, кто тебя прочитал за последнее время. Значит, кто читает: американцы, Китай, Европа, Африка. В Африке очень – в Африке начались космические исследования, и они запускают спутники свои, чтобы вы знали, вот так. Поэтому, когда говорят, какая-то Зимбабве – Зимбабве не запускает, но Эфиопия они запускают, вот. Вот, они запускают. Для чего? Потому что спутники они дают ещё влияние, не просто, на погоду, на климат, вот эти потоки все атмосферные и так далее. И смотришь, там где-то в конце этого списка кто-нибудь мелькнёт из России.
Знаете, такое впечатление, что это никому не нужно здесь. Да, даже дело уже идёт не о развитии, дело идёт о том, что нужно поддержать. Вот сейчас основная вещь для нас. Ведь, понимаете, мы начали это дело, вот всю эту программу перевооружения, так сказать, наблюдений. Всё, что было раньше, исчезло после 90-х, всё закрылось. Даже в Антарктике – вот, станция Восток была закрыта в самом интересном 2003-м году максимума солнечной активности, максима возмущений, максимума всего. У нас – дорог. Нас нету. Да, вот так, вот мы начали с 2000-го, сначала с помощью японцев – они нам аппаратуру предоставляли магнитную безвозмездно, вот. Ну а после моего выступления на международной конференции, что мы не можем давать, нам они стали помогать, помогать на международном просто через японцев. Далее с 2009-го года вот началась наша программа. Значит, с 2009-го года первые, представляете, это 12 лет стоят установки всякие, вот. Ну, как это сделано у нас, вы можете представить. Так что у нас два варианта: нам звонят и говорят, вот, вот, у них там выходит всё это на компьютеры, они ничего не делают, они не лезут в это дело; у нас сделано так, что всё это снимается, делается автоматически, потому что если где-то до 2000-х годов те, кто работали на геостанциях были высоко квалифицированные, то сейчас это уже вообще...
Но опять же мог бы сказать, рассказать такую вещь... ну, давайте, когда говорят про одного из сотрудников там, что вот он ещё, так а что вы хотите, его даже в милицию не взяли, как вот так, понимаете, было. Была реплика на одной из северных станций, которая вблизи города этого, Диксона, была, вот. Поэтому сделано у нас было в 2009-м году, чтобы это всё было автоматическое, значит, наблюдение, сбор, передача материалов по радиосвязи, да. Значит, с 2009-го года (сейчас 2021-й год) – 12 лет, вы представьте, насколько далеко ушла вперёд уже вся техника, потом 12 лет работает аппаратура, её надо менять, её нужно модернизировать – а выделяется – вот такие вот на это денежки, выделяется, но они в пределах, знаете, малых. Поэтому, ну, там меняем помаленечку, я уж не говорю, что там полярные белые медведи ходят там, ломают там, и ещё чего-то. Нужно следить, смотреть, нужно вставить эти...
Так вот, я говорю, бывает такой пример, что: "А, у вас не работает". Мы говорим: "Нет, у нас прекрасно всё работает!" И мы же по нашим датчикам смотрим, дальше там всё идёт. "Да, а у нас компьютера вот чего-то показал". Что, значит, смотрите, завис где-то. Или наоборот, мы смотрим – перестало, мы звоним на станцию и говорим: " У вас не работает!" "У нас всё прекрасно работает, наш компьютер показывает, что всё прекрасно идёт!" Вот два варианта. Более того, к этому, уж извините, явственно все наши боли, значит, началась оптимизация. Значит, если вы представляете, или нет, я думаю, не представляете, наверно. Значит, сеть наблюдений геофизических и так далее, она сейчас, так сказать, на самом низком уровне за все годы Советской власти и всего остального, потому что станции позакрывались, по-объединялись, повыгоняли всех, закрыли зачем-то. Значит, вот идёт оптимизация. Да, ну, в первую очередь, когда эти пришли все указания, попытались закрыть геофизические станции, за которые они ничего не получали. Потому что они попытались брать деньги с нас. Я имею в виду управления – Северное управления гидрометслужбы. Станция работает, а деньги они за неё не получают. Значит, а устанавливали мы, значит, поддерживаем мы и к нам деньги – давайте. Обращайтесь в Росгидромет. Мы же ничего, это не наше в общем-то, мы же на пользу, не для института, мы там и ничего не продаем, понимаете. Ведь, вы представьте, что ни один даже какой-нибудь там богатый там бизнесмен он не будет платить за это, если... А военные получают бесплатно, согласно нашему положению, всю эту информацию. Военные получают бесплатно.
Понимаете, ресурсы – ресурсы... За ресурсы можно получать чего-то, вот поэтому с ресурсами дело другое, да, вот. Разведывать – да. А это почему, так сказать, как и многое другое, это ты сделал, и ты должен это поддерживать. Эта поддержка записана, ты ни рубля не снизить не смеешь, понимаете, это всё записано, всё распределено. И поэтому это не поддерживается. И вот я говорю, когда полярные эти управления начали, попытались – ни как. А начались предложения по автоматизации и в первую очередь – геофизику. И запретили трогать геофизику.
Запрещено геофизику трогать. Поэтому работает, они с неё ничего не получают, вот. Связь они нам выставили в последнюю очередь, вот. С некоторых управлений мы получаем с задержками связь, потому что в начале они своё всё выполнят, перешлют данные, за которыми мы получаем. Потом только геофизику. Но я только одно могу сказать, вот точно также, глядя на Соединённые Штаты, которые озаботились этим давным-давно и у которых вот этот указ президента вышел о том, чтобы эта система работала, под которым, так сказать, всё собирается вместе едином. Они с этим столкнулись давным-давно. Они представляют, какой урон это может нанести. Я уж не говорю даже про оборону, представляете. Вот тот же пример, который был с американкой. Доложил, вот, у вас средства дальнего обнаружения стоят, и они все, говорят, к цели летят, и что в ответ – высылать свои, а потом выяснять, что просто возмущенная ионосфера, пропадают сигналы, случайные, так сказать, отражения и так далее. Тогда или, вот, так я даже об этом не говорю, я просто говорю. Вот мы начали развивать нашу Арктику, мы начали развивать нашу Арктику и в какой-то момент вдруг всё там кончается, прекращается где-то даже да, вот есть данные о том, что, скажем, работает на, так называют, на железнодорожной на этой системе – стрелки там и так далее, тоже такая вещь. Сигналы идут, вот, в северных широтах, то есть даже такая вещь может быть. То есть, это всё надо учитывать.
Значит, первая вещь. Я хочу сказать, что глобальное потепление – термин не модный, его сейчас нету. Фактически есть глобальное изменение климата. Если вы посмотрите прессу, это вы везде увидите глобальное изменение климата. Далее. Если вас интересует, я потом могу показать, значит, графики изменения солнечной активности и потепления, значит, за последние, ну, за последние 100 лет. Предположим так. Вот, или даже иначе, давайте иначе. Значит, был маундеровский минимум. Это петровская эпоха, вот, когда солнечная активность была минимальной.
Значит, у нас солнечное наблюдение начались 400 лет назад, в 1600-какие-то. Первые солнечные наблюдения и вот, значит, до начала 18 века, с 1700, фактически в конце 17-го – в начале 18 века начала снова расти солнечная активность. Значит, она росла такими вот, потом сто лет падала, потом снова росла. На следующем уровне падала, росла на следующем уровне. И так продолжалось фактически 400 лет до конца ХХ-го века. Вот тут магнитная активность достигла – ну, солнечная активность. Магнитная солнечная активность, конечно, которая числом солнечных пятен ну или там как отражение этой магнитной возмущённости. Она достигла максимума и упала.
Значит, если верить или считать, потому что 400-летняю периодичность вроде бы есть. Но по солнечным данным – у нас они только 400 лет назад появились. Да, если считать, что на 400 лет назад есть, то мы сейчас в очередном минимуме. А маундеровский минимум, который был, я могу вам показать картинки, значит, это когда был маундеровский минимум, то Ла Манш был замёрзший. Там лёд был толщиной был трёхметровый слой, да. А в Северном Ледовитом о пути вообще даже никаких заиканий не было. Вот это был мороз! Мороз, мороз, солнечная активность упала, значит. 20-й век кончился, солнечная активность упала. Вот мы сейчас знаем, что она упала до минимума, и она продолжает уже... Солнечная активность имеет 11-летний период чётко выраженный. Менее чётко выраженный – 22-летний. Дальше – столетний и 400-летний, который под вопросом.
Значит, всё это накладывается друг на друга. Значит, если мы смотрим сейчас на вот это дело, солнечная активность уже по сути дела почти скоро двадцать лет (ну, 15, скажем так) там минимум, она не растёт. Она не растёт, она остаётся на минимальном уровне. Если мы считаем, что у нас у всех 400-летний цикл, значит, у нас будет следующий минимум солнечной активности. И это означает, что у нас будет держаться жесточайший мороз здесь, то есть, такого же типа, который был когда-то, вот. Но под это, понимаете, много же есть, я не знаю, как это назвать, которые "ага, глобальное потепление, выбросы углекислого газа" и так далее, и так далее, и так далее – об этих самых газах...
Минуточку, в последний год в Америке уже тоже поднялась волна против этого, в последний год, значит, температура, температура понизилась. Средняя температура – она там над Атлантикой, над Тихим океаном, а парниковые газы остались на том же уровне. Теперь начинают говорить, что парниковые газы – они, конечно, отражают, но они не определяют вот это. Просите, ведь, понимаете, когда мне говорят в ответ, а Северный Ледовитый океан безо льда? А Северный Ледовитый океан чем питается? Мы питается водами, которые стекают в него с материка, и прежде, чем эти воды – они начали холодать. Но прежде, чем Северный Ледовитый океан – его температура понизится, а в тёплые воды они по верху, внизу может быть холодно, по верху. Лето прошло, тёплые воды есть. Они... на них уйдёт, ну, нн-ное на число лет, может быть, десятка два, может, десятка три... Причём Северный Ледовитый океан вот понижается температура на доли градуса. Это с каждым годом понижается, понижается, понижается... И только потом мы увидим, что Северный Ледовитый океан снова замёрз.
Далее смотрю минимальные погоды. Полюс холода – его имя Оймякон – есть такой полюс холода восточной части, но вообще во всей Азии, так сказать, и в Северной Азии. Там минимальная температура там достигла зимой до минус 50 градусов. А минимальная температура там минус 72 было зафиксировано. Значит, минус 52 было где-то три года назад, следующий год – м инус 58, по-моему (я могу врать). Последний год меня интересует, какой год это будет минус 60-62. То есть она – она повысилась (я хотел сказать, упала), она повысилась, а теперь она начинает с каждым годом падать, вот. Вот, когда это, так сказать, охватить всё, когда вода в Северном Ледовитом океане похолодает из-за того, что, вот, похолодает вода на материках и так далее, и когда слой этот верхней воды начнёт холодать, тогда снова появится лёд. А когда появится лёд, тогда что появится? Лёд и над ним совершенно чёткий атмосферный вихрь, который крутится вот так вот, а из средних широт идут туда вот. Они идут от средних широт в тёплые, вот. Это из Атлантики они ведут к нам, к Питеру и даже к Сибири, вот, здесь циклоническая деятельность и циклоны, и там стабильный, а этот, так сказать, вот... И было очень просто: там стабильный, так сказать, вот этот вихрь, а мы смотрим, потом это тёплый циклон подходит и, значит, вот чего будет у нас в Питере, чего будет в Средней Азии. Потому что они проходят либо через Средиземное море – с юга поднимаются к нам и далее в Сибирь. Либо через Северный – через Северное море и так далее. Но и сейчас что? Сейчас вот этого северного циклона нет над Арктикой. Там же всегда лёд был, поэтому...Но и зимой одно, ну а летом другое. Но это устойчивый лёд, над ним холодный воздух, который понижается там и так далее. Сейчас ничего нет.
Это с точки зрения вот тут домашних хозяек: стоит кастрюля с кипящей водой (ну там не кипящая, просто вот такая) и она всё время, и форточка открыта, дует отсюда, то отсюда; И в комнате этой то так, то так, то так, то так, a кастрюля всё время кипит и кипит, и кипит... Вот это то, что наблюдается сейчас. Поэтому, когда вы смотрите прогноз погоды, у вас на три дня вперёд минус написано, завтра вы смотрите – плюс, послезавтра – 0, а на самом деле – либо что-то одно из трёх. А, простите, лет 30 назад вам давали прогноз на всю зиму, и это был чёткий прогноз, потому что была ясна чёткая совершенно закономерность, как она будет влиять от того, что вот там. И могли давать прогноз.
Вам сейчас никто не может. Не потому, что плохие учёные, а потому что в этой, в этой вот катавасии мы оказались впервые за четыреста лет (назад). Предыдущая была, если я прав, то она 400 лет назад была. Но тогда на Севере – никто на Север, никто не лез. Поэтому вот, с другой стороны, если мы говорим про освоение Севера, то не получится ли так, что мы туда угрохаем жуткие деньги сейчас? Арктика у нас, Арктика – наше всё. А потом там будет 5-6 метровый слой льда и в протяжении там сотни лет никакой корабль там и не пройдёт до очередного понижения через – вернее повышение активности через сто лет (через столетний период). Тогда, может быть, снова потепление будет и так далее. Тут вот такая вещь есть, поэтому, поэтому... Поскольку сейчас вот это вот сторонники глобального потепления...
Не поднялась мощная, я бы сказал, волна (я просто смотрю, которые говорят, о, пожалуйста, вот здесь) и, кстати говоря, уже в прошлый год, тоже север Америки. Все штаты Америки – там у них никогда не было таких снегов – на протяжении вот буквально десятков лет, и таких морозов, которые были. И они ожидают, что сейчас, в этом году будет. Уже пошло. А почему там пошло, а не у нас пошло? Потому что перед ними Канада, там нет этой кипящей кастрюли, там что-то устойчивое, вот она есть, она есть более устойчива. А вот кипящая кастрюля над всеми нами, и она всё нарушает, и она и будет нарушать, пока не замерзнет. И очень важно для человечества понять, как это происходит. Но потребуется время. Когда это кончится, мы, наверно, поймём.
Ну, так я бы сказал, ребята, для того, чтобы быть полярником, прежде всего, нужно иметь хорошее здоровье, вот. Я в этом смысле полярник относительный, потому что, достигнув определённого уровня (я побывал и на Северном полюсе, и везде, но я не зимовал ни там, ни тут; хотя, уже я думаю, что как раз, когда бывал я, мог зимовать), но у меня глаза. Поэтому меня, так сказать... Ведь в Антарктику я пробивался таким образом, там не как сейчас. Сейчас ты можешь купить, что ты здоровый и ты идешь, и тебя принимают на работу, потому что у тебя все медицинские карты, всё показано, а потом... Там сердечные приступы там случаются это же в последние 10 лет, но не единичное явление. Раньше этого никогда не было, потому что была антарктическая комиссия и антарктический институт принадлежал их поликлинике водников. Они были великолепнейшие специалисты, они отсеивали всё.
Значит, вот, по здоровью у меня глаза – говорят так категорически. Но моя мечта была побывать в Антарктике.
С чего я начал? Я начал с поездок там на один месяц, вот на арктический. Вот на станции два месяца, потом я сделал на 1 год, потом у меня было где-то уже на два года. А потом я пришёл, что у меня на 2 года есть. Пустите меня на три месяца в Антарктику! Пустили. Ну а дальше уже ты был в Антарктике один раз, вот пускают и в другие разы, это вот так вот.
А дальше, чтобы я хотел пожелать молодым людям, которые выбирают себе дело жизни...
Понимаете, я считаю себя очень счастливым человеком, потому что то, чем я занимаюсь – это вот я занимаюсь наукой. Это всегда интересно. Ты, так сказать, ты ставишь перед собой задачу, ты решаешь. Особенно, если задача нужна и обществу. Но нет таких задач, которые обществу не нужны. Если она интересует кого-то, это значит, она затрагивает какую-то часть общества, и так далее. Если ты ставишь задачу, и она тебя интересует, то ты этим занимаешься и утром, и днём, и вечером. А по себе я в последнее время заметил такую очень для меня удивительную вещь: вот я над какой-то проблемой там думаю, даже не обязательно научной, а вообще, вот, как лучше сделать, так и я её думаю и думаю, думаю... В какое-то утро просыпаюсь, у меня готовое решение. Потому что голова работает всё в порядке, и, самое главное, ты занимаешься любимым делом. Любимым делом! И тебе платят за то, что ты занимаешься любимым делом. Твоя зарплата – ну а дальше всё зависит от вас. Есть ещё такая вещь очень важная, но это, может быть, в науке, хотя нет, и в науке, и вообще может быть, вообще.
Понимаете, на протяжении своей жизни я работал в разных коллективах, и приходилось научном плане заниматься разными тематиками, направлениями, ответвлениями, скажем, и это очень важная вещь, которую не все понимают, вот. Когда я вынужден был заниматься этим, я думаю, зачем мне это, вот. Но у меня опять же такая вещь, если я чем-то занимаюсь, я должен быть специалистом в этом деле, если я чем-то занимаюсь, я должен это довести до конца, вот. У меня – я не могу иначе – любое мелочное дело – либо я за него не берусь, либо его до конца, значит, всё, занялся, довёл до конца, отложил, в следующем месте занялся, довёл до конца. Приходишь где-то в третье, четвертое – не место, а какое-то то вдруг вот в линии жизни, там проблемы, и вдруг ты понимаешь что-то, что ты вот там воспринял, став специалистом. Это сюда приложимо, никто этого нету и может ты единственным тем занимался, и это приложимо, и ты можешь посмотреть с этой совершенно новой точки зрения предложение к этой проблеме). Это даёт потрясающий результат, потому что человек шёл к этой проблеме, он другим ничем не занимался, а ты, оказывается, занимался – и тут, и тут, и тут – и ты вдруг понимаешь, что вот то, что тут было, оно прямо ложится в эту проблему и даёт выход.
И самое главное для учёного – и не только для учёного (ну, для учёного заниматься тем, что ты любишь и получать за это, значит, вот признание, скажем так) а самое главное, что всё, что ты начал, надо делать в совершенстве. Либо не делай. Как попало, не надо делать. Как попало – это не даёт не только обществу, но и тебе ничего самому не даёт. Всё, что ты начинаешь делать, ты должен делать – ну, перфекционист, знаете, также вот ты – должен делать в совершенстве. И это тебе всегда пригодится в будущем, и это нужно понимать. Всё, что ты делаешь, нужно делать в совершенстве, всё. Вот что я могу пожелать. А вообще просто-напросто желаю, чтобы у каждого был какой-то интерес в жизни, стремление. И этого надо добиваться всю жизнь, и тогда ты добьёшься. Если ты хочешь, ты этого добьёшься.
Они, значит, ведут наблюдения в традиционных поясах, в плазмосфере, в пограничных областях. Они в этом специалисты, и всё это в одну систему и объединяется, чтобы получать вот связанную систему. Сейчас же ну вот эти методы всякие численные и так далее, они же вообще, вот я думаю, что поскольку РС-индекс, так сказать, в некотором смысле руководящем наверняка там используется, но мы в этом не участвуем, в центре мы там не работаем. Мы сами по себе везде. А сами по себе – у самих у нас ничего такого нету, там все спутники европейские и американские. Да, вы понимаете, что вот, более того, опять же это research gate, это такая игра, где вы смотрите, так сказать, как реагируют, как и сколько человек тебя читают, и так далее. Ну, я вот смотрел временами, сейчас не смотрю, кто тебя прочитал за последнее время. Значит, кто читает: американцы, Китай, Европа, Африка. В Африке очень – в Африке начались космические исследования, и они запускают спутники свои, чтобы вы знали, вот так. Поэтому, когда говорят, какая-то Зимбабве – Зимбабве не запускает, но Эфиопия они запускают, вот. Вот, они запускают. Для чего? Потому что спутники они дают ещё влияние, не просто, на погоду, на климат, вот эти потоки все атмосферные и так далее. И смотришь, там где-то в конце этого списка кто-нибудь мелькнёт из России.
Знаете, такое впечатление, что это никому не нужно здесь. Да, даже дело уже идёт не о развитии, дело идёт о том, что нужно поддержать. Вот сейчас основная вещь для нас. Ведь, понимаете, мы начали это дело, вот всю эту программу перевооружения, так сказать, наблюдений. Всё, что было раньше, исчезло после 90-х, всё закрылось. Даже в Антарктике – вот, станция Восток была закрыта в самом интересном 2003-м году максимума солнечной активности, максима возмущений, максимума всего. У нас – дорог. Нас нету. Да, вот так, вот мы начали с 2000-го, сначала с помощью японцев – они нам аппаратуру предоставляли магнитную безвозмездно, вот. Ну а после моего выступления на международной конференции, что мы не можем давать, нам они стали помогать, помогать на международном просто через японцев. Далее с 2009-го года вот началась наша программа. Значит, с 2009-го года первые, представляете, это 12 лет стоят установки всякие, вот. Ну, как это сделано у нас, вы можете представить. Так что у нас два варианта: нам звонят и говорят, вот, вот, у них там выходит всё это на компьютеры, они ничего не делают, они не лезут в это дело; у нас сделано так, что всё это снимается, делается автоматически, потому что если где-то до 2000-х годов те, кто работали на геостанциях были высоко квалифицированные, то сейчас это уже вообще...
Но опять же мог бы сказать, рассказать такую вещь... ну, давайте, когда говорят про одного из сотрудников там, что вот он ещё, так а что вы хотите, его даже в милицию не взяли, как вот так, понимаете, было. Была реплика на одной из северных станций, которая вблизи города этого, Диксона, была, вот. Поэтому сделано у нас было в 2009-м году, чтобы это всё было автоматическое, значит, наблюдение, сбор, передача материалов по радиосвязи, да. Значит, с 2009-го года (сейчас 2021-й год) – 12 лет, вы представьте, насколько далеко ушла вперёд уже вся техника, потом 12 лет работает аппаратура, её надо менять, её нужно модернизировать – а выделяется – вот такие вот на это денежки, выделяется, но они в пределах, знаете, малых. Поэтому, ну, там меняем помаленечку, я уж не говорю, что там полярные белые медведи ходят там, ломают там, и ещё чего-то. Нужно следить, смотреть, нужно вставить эти...
Так вот, я говорю, бывает такой пример, что: "А, у вас не работает". Мы говорим: "Нет, у нас прекрасно всё работает!" И мы же по нашим датчикам смотрим, дальше там всё идёт. "Да, а у нас компьютера вот чего-то показал". Что, значит, смотрите, завис где-то. Или наоборот, мы смотрим – перестало, мы звоним на станцию и говорим: " У вас не работает!" "У нас всё прекрасно работает, наш компьютер показывает, что всё прекрасно идёт!" Вот два варианта. Более того, к этому, уж извините, явственно все наши боли, значит, началась оптимизация. Значит, если вы представляете, или нет, я думаю, не представляете, наверно. Значит, сеть наблюдений геофизических и так далее, она сейчас, так сказать, на самом низком уровне за все годы Советской власти и всего остального, потому что станции позакрывались, по-объединялись, повыгоняли всех, закрыли зачем-то. Значит, вот идёт оптимизация. Да, ну, в первую очередь, когда эти пришли все указания, попытались закрыть геофизические станции, за которые они ничего не получали. Потому что они попытались брать деньги с нас. Я имею в виду управления – Северное управления гидрометслужбы. Станция работает, а деньги они за неё не получают. Значит, а устанавливали мы, значит, поддерживаем мы и к нам деньги – давайте. Обращайтесь в Росгидромет. Мы же ничего, это не наше в общем-то, мы же на пользу, не для института, мы там и ничего не продаем, понимаете. Ведь, вы представьте, что ни один даже какой-нибудь там богатый там бизнесмен он не будет платить за это, если... А военные получают бесплатно, согласно нашему положению, всю эту информацию. Военные получают бесплатно.
Понимаете, ресурсы – ресурсы... За ресурсы можно получать чего-то, вот поэтому с ресурсами дело другое, да, вот. Разведывать – да. А это почему, так сказать, как и многое другое, это ты сделал, и ты должен это поддерживать. Эта поддержка записана, ты ни рубля не снизить не смеешь, понимаете, это всё записано, всё распределено. И поэтому это не поддерживается. И вот я говорю, когда полярные эти управления начали, попытались – ни как. А начались предложения по автоматизации и в первую очередь – геофизику. И запретили трогать геофизику.
Запрещено геофизику трогать. Поэтому работает, они с неё ничего не получают, вот. Связь они нам выставили в последнюю очередь, вот. С некоторых управлений мы получаем с задержками связь, потому что в начале они своё всё выполнят, перешлют данные, за которыми мы получаем. Потом только геофизику. Но я только одно могу сказать, вот точно также, глядя на Соединённые Штаты, которые озаботились этим давным-давно и у которых вот этот указ президента вышел о том, чтобы эта система работала, под которым, так сказать, всё собирается вместе едином. Они с этим столкнулись давным-давно. Они представляют, какой урон это может нанести. Я уж не говорю даже про оборону, представляете. Вот тот же пример, который был с американкой. Доложил, вот, у вас средства дальнего обнаружения стоят, и они все, говорят, к цели летят, и что в ответ – высылать свои, а потом выяснять, что просто возмущенная ионосфера, пропадают сигналы, случайные, так сказать, отражения и так далее. Тогда или, вот, так я даже об этом не говорю, я просто говорю. Вот мы начали развивать нашу Арктику, мы начали развивать нашу Арктику и в какой-то момент вдруг всё там кончается, прекращается где-то даже да, вот есть данные о том, что, скажем, работает на, так называют, на железнодорожной на этой системе – стрелки там и так далее, тоже такая вещь. Сигналы идут, вот, в северных широтах, то есть даже такая вещь может быть. То есть, это всё надо учитывать.
Значит, первая вещь. Я хочу сказать, что глобальное потепление – термин не модный, его сейчас нету. Фактически есть глобальное изменение климата. Если вы посмотрите прессу, это вы везде увидите глобальное изменение климата. Далее. Если вас интересует, я потом могу показать, значит, графики изменения солнечной активности и потепления, значит, за последние, ну, за последние 100 лет. Предположим так. Вот, или даже иначе, давайте иначе. Значит, был маундеровский минимум. Это петровская эпоха, вот, когда солнечная активность была минимальной.
Значит, у нас солнечное наблюдение начались 400 лет назад, в 1600-какие-то. Первые солнечные наблюдения и вот, значит, до начала 18 века, с 1700, фактически в конце 17-го – в начале 18 века начала снова расти солнечная активность. Значит, она росла такими вот, потом сто лет падала, потом снова росла. На следующем уровне падала, росла на следующем уровне. И так продолжалось фактически 400 лет до конца ХХ-го века. Вот тут магнитная активность достигла – ну, солнечная активность. Магнитная солнечная активность, конечно, которая числом солнечных пятен ну или там как отражение этой магнитной возмущённости. Она достигла максимума и упала.
Значит, если верить или считать, потому что 400-летняю периодичность вроде бы есть. Но по солнечным данным – у нас они только 400 лет назад появились. Да, если считать, что на 400 лет назад есть, то мы сейчас в очередном минимуме. А маундеровский минимум, который был, я могу вам показать картинки, значит, это когда был маундеровский минимум, то Ла Манш был замёрзший. Там лёд был толщиной был трёхметровый слой, да. А в Северном Ледовитом о пути вообще даже никаких заиканий не было. Вот это был мороз! Мороз, мороз, солнечная активность упала, значит. 20-й век кончился, солнечная активность упала. Вот мы сейчас знаем, что она упала до минимума, и она продолжает уже... Солнечная активность имеет 11-летний период чётко выраженный. Менее чётко выраженный – 22-летний. Дальше – столетний и 400-летний, который под вопросом.
Значит, всё это накладывается друг на друга. Значит, если мы смотрим сейчас на вот это дело, солнечная активность уже по сути дела почти скоро двадцать лет (ну, 15, скажем так) там минимум, она не растёт. Она не растёт, она остаётся на минимальном уровне. Если мы считаем, что у нас у всех 400-летний цикл, значит, у нас будет следующий минимум солнечной активности. И это означает, что у нас будет держаться жесточайший мороз здесь, то есть, такого же типа, который был когда-то, вот. Но под это, понимаете, много же есть, я не знаю, как это назвать, которые "ага, глобальное потепление, выбросы углекислого газа" и так далее, и так далее, и так далее – об этих самых газах...
Минуточку, в последний год в Америке уже тоже поднялась волна против этого, в последний год, значит, температура, температура понизилась. Средняя температура – она там над Атлантикой, над Тихим океаном, а парниковые газы остались на том же уровне. Теперь начинают говорить, что парниковые газы – они, конечно, отражают, но они не определяют вот это. Просите, ведь, понимаете, когда мне говорят в ответ, а Северный Ледовитый океан безо льда? А Северный Ледовитый океан чем питается? Мы питается водами, которые стекают в него с материка, и прежде, чем эти воды – они начали холодать. Но прежде, чем Северный Ледовитый океан – его температура понизится, а в тёплые воды они по верху, внизу может быть холодно, по верху. Лето прошло, тёплые воды есть. Они... на них уйдёт, ну, нн-ное на число лет, может быть, десятка два, может, десятка три... Причём Северный Ледовитый океан вот понижается температура на доли градуса. Это с каждым годом понижается, понижается, понижается... И только потом мы увидим, что Северный Ледовитый океан снова замёрз.
Далее смотрю минимальные погоды. Полюс холода – его имя Оймякон – есть такой полюс холода восточной части, но вообще во всей Азии, так сказать, и в Северной Азии. Там минимальная температура там достигла зимой до минус 50 градусов. А минимальная температура там минус 72 было зафиксировано. Значит, минус 52 было где-то три года назад, следующий год – м инус 58, по-моему (я могу врать). Последний год меня интересует, какой год это будет минус 60-62. То есть она – она повысилась (я хотел сказать, упала), она повысилась, а теперь она начинает с каждым годом падать, вот. Вот, когда это, так сказать, охватить всё, когда вода в Северном Ледовитом океане похолодает из-за того, что, вот, похолодает вода на материках и так далее, и когда слой этот верхней воды начнёт холодать, тогда снова появится лёд. А когда появится лёд, тогда что появится? Лёд и над ним совершенно чёткий атмосферный вихрь, который крутится вот так вот, а из средних широт идут туда вот. Они идут от средних широт в тёплые, вот. Это из Атлантики они ведут к нам, к Питеру и даже к Сибири, вот, здесь циклоническая деятельность и циклоны, и там стабильный, а этот, так сказать, вот... И было очень просто: там стабильный, так сказать, вот этот вихрь, а мы смотрим, потом это тёплый циклон подходит и, значит, вот чего будет у нас в Питере, чего будет в Средней Азии. Потому что они проходят либо через Средиземное море – с юга поднимаются к нам и далее в Сибирь. Либо через Северный – через Северное море и так далее. Но и сейчас что? Сейчас вот этого северного циклона нет над Арктикой. Там же всегда лёд был, поэтому...Но и зимой одно, ну а летом другое. Но это устойчивый лёд, над ним холодный воздух, который понижается там и так далее. Сейчас ничего нет.
Это с точки зрения вот тут домашних хозяек: стоит кастрюля с кипящей водой (ну там не кипящая, просто вот такая) и она всё время, и форточка открыта, дует отсюда, то отсюда; И в комнате этой то так, то так, то так, то так, a кастрюля всё время кипит и кипит, и кипит... Вот это то, что наблюдается сейчас. Поэтому, когда вы смотрите прогноз погоды, у вас на три дня вперёд минус написано, завтра вы смотрите – плюс, послезавтра – 0, а на самом деле – либо что-то одно из трёх. А, простите, лет 30 назад вам давали прогноз на всю зиму, и это был чёткий прогноз, потому что была ясна чёткая совершенно закономерность, как она будет влиять от того, что вот там. И могли давать прогноз.
Вам сейчас никто не может. Не потому, что плохие учёные, а потому что в этой, в этой вот катавасии мы оказались впервые за четыреста лет (назад). Предыдущая была, если я прав, то она 400 лет назад была. Но тогда на Севере – никто на Север, никто не лез. Поэтому вот, с другой стороны, если мы говорим про освоение Севера, то не получится ли так, что мы туда угрохаем жуткие деньги сейчас? Арктика у нас, Арктика – наше всё. А потом там будет 5-6 метровый слой льда и в протяжении там сотни лет никакой корабль там и не пройдёт до очередного понижения через – вернее повышение активности через сто лет (через столетний период). Тогда, может быть, снова потепление будет и так далее. Тут вот такая вещь есть, поэтому, поэтому... Поскольку сейчас вот это вот сторонники глобального потепления...
Не поднялась мощная, я бы сказал, волна (я просто смотрю, которые говорят, о, пожалуйста, вот здесь) и, кстати говоря, уже в прошлый год, тоже север Америки. Все штаты Америки – там у них никогда не было таких снегов – на протяжении вот буквально десятков лет, и таких морозов, которые были. И они ожидают, что сейчас, в этом году будет. Уже пошло. А почему там пошло, а не у нас пошло? Потому что перед ними Канада, там нет этой кипящей кастрюли, там что-то устойчивое, вот она есть, она есть более устойчива. А вот кипящая кастрюля над всеми нами, и она всё нарушает, и она и будет нарушать, пока не замерзнет. И очень важно для человечества понять, как это происходит. Но потребуется время. Когда это кончится, мы, наверно, поймём.
Ну, так я бы сказал, ребята, для того, чтобы быть полярником, прежде всего, нужно иметь хорошее здоровье, вот. Я в этом смысле полярник относительный, потому что, достигнув определённого уровня (я побывал и на Северном полюсе, и везде, но я не зимовал ни там, ни тут; хотя, уже я думаю, что как раз, когда бывал я, мог зимовать), но у меня глаза. Поэтому меня, так сказать... Ведь в Антарктику я пробивался таким образом, там не как сейчас. Сейчас ты можешь купить, что ты здоровый и ты идешь, и тебя принимают на работу, потому что у тебя все медицинские карты, всё показано, а потом... Там сердечные приступы там случаются это же в последние 10 лет, но не единичное явление. Раньше этого никогда не было, потому что была антарктическая комиссия и антарктический институт принадлежал их поликлинике водников. Они были великолепнейшие специалисты, они отсеивали всё.
Значит, вот, по здоровью у меня глаза – говорят так категорически. Но моя мечта была побывать в Антарктике.
С чего я начал? Я начал с поездок там на один месяц, вот на арктический. Вот на станции два месяца, потом я сделал на 1 год, потом у меня было где-то уже на два года. А потом я пришёл, что у меня на 2 года есть. Пустите меня на три месяца в Антарктику! Пустили. Ну а дальше уже ты был в Антарктике один раз, вот пускают и в другие разы, это вот так вот.
А дальше, чтобы я хотел пожелать молодым людям, которые выбирают себе дело жизни...
Понимаете, я считаю себя очень счастливым человеком, потому что то, чем я занимаюсь – это вот я занимаюсь наукой. Это всегда интересно. Ты, так сказать, ты ставишь перед собой задачу, ты решаешь. Особенно, если задача нужна и обществу. Но нет таких задач, которые обществу не нужны. Если она интересует кого-то, это значит, она затрагивает какую-то часть общества, и так далее. Если ты ставишь задачу, и она тебя интересует, то ты этим занимаешься и утром, и днём, и вечером. А по себе я в последнее время заметил такую очень для меня удивительную вещь: вот я над какой-то проблемой там думаю, даже не обязательно научной, а вообще, вот, как лучше сделать, так и я её думаю и думаю, думаю... В какое-то утро просыпаюсь, у меня готовое решение. Потому что голова работает всё в порядке, и, самое главное, ты занимаешься любимым делом. Любимым делом! И тебе платят за то, что ты занимаешься любимым делом. Твоя зарплата – ну а дальше всё зависит от вас. Есть ещё такая вещь очень важная, но это, может быть, в науке, хотя нет, и в науке, и вообще может быть, вообще.
Понимаете, на протяжении своей жизни я работал в разных коллективах, и приходилось научном плане заниматься разными тематиками, направлениями, ответвлениями, скажем, и это очень важная вещь, которую не все понимают, вот. Когда я вынужден был заниматься этим, я думаю, зачем мне это, вот. Но у меня опять же такая вещь, если я чем-то занимаюсь, я должен быть специалистом в этом деле, если я чем-то занимаюсь, я должен это довести до конца, вот. У меня – я не могу иначе – любое мелочное дело – либо я за него не берусь, либо его до конца, значит, всё, занялся, довёл до конца, отложил, в следующем месте занялся, довёл до конца. Приходишь где-то в третье, четвертое – не место, а какое-то то вдруг вот в линии жизни, там проблемы, и вдруг ты понимаешь что-то, что ты вот там воспринял, став специалистом. Это сюда приложимо, никто этого нету и может ты единственным тем занимался, и это приложимо, и ты можешь посмотреть с этой совершенно новой точки зрения предложение к этой проблеме). Это даёт потрясающий результат, потому что человек шёл к этой проблеме, он другим ничем не занимался, а ты, оказывается, занимался – и тут, и тут, и тут – и ты вдруг понимаешь, что вот то, что тут было, оно прямо ложится в эту проблему и даёт выход.
И самое главное для учёного – и не только для учёного (ну, для учёного заниматься тем, что ты любишь и получать за это, значит, вот признание, скажем так) а самое главное, что всё, что ты начал, надо делать в совершенстве. Либо не делай. Как попало, не надо делать. Как попало – это не даёт не только обществу, но и тебе ничего самому не даёт. Всё, что ты начинаешь делать, ты должен делать – ну, перфекционист, знаете, также вот ты – должен делать в совершенстве. И это тебе всегда пригодится в будущем, и это нужно понимать. Всё, что ты делаешь, нужно делать в совершенстве, всё. Вот что я могу пожелать. А вообще просто-напросто желаю, чтобы у каждого был какой-то интерес в жизни, стремление. И этого надо добиваться всю жизнь, и тогда ты добьёшься. Если ты хочешь, ты этого добьёшься.